Назад к ЭВМ
Шрифт:
Я взглянул на несколько листов, исписанных неаккуратным почерком. Да уж, это не аккуратный косой почерк Матвея Ремизова: каракули профессора походили, скорее, на рецепты врача. Буквы расплывались у меня перед глазами, сливаясь в какую-то кашу. Буква «ш» у профессора ничем не отличалась от «т», а «к» — здорово походила на «н». Где «о», а где «а», разобрать было совершенно невозможно.
— Ты понимаешь, что тут написано? — удивленно спросил я, не веря своим глазам. Записи профессора были для меня чем-то похожим на древний манускрипт, как будто какой-то терапевт до нашей эры выписывал рецепт древнему римлянину, что-то вроде: «От ранений, причиненных мечом варвара, принимать по три капли крови священного единорога натощак».
— Конечно, — рассмеялся отец. — Я физику-то люблю, и профессию выбрал совершенно осознанно. Программирование вот тоже люблю, хотя до тебя мне, конечно, далеко. А вот высшую математику терпеть не могу. Учу, потому что в программу входит, и без этого мне диплом не выдадут. Сейчас более-менее потихоньку втянулся, а на первом курсе вообще чуть не плакал: вот совершенно ничего в голову не лезло. Ну, в общем, Михалыч… то есть Игорь Михайлович меня пожалел, и предложил помочь ему перепечатать свои конспекты. Они у него от руки были написаны, старые такие, листы все желтые и в пятнах. Мне кажется, он даже сам еле разбирал, что там написано. Естественно, не просто так попросил — а за зачет автоматом. Мне тогда вдвойне повезло: и зачет получил, и в совхоз на картошку ехать не пришлось. Целую неделю сидел с ним по вечерам в этой самой аудитории, где мы с тобой сейчас. Тут раньше печатная машинка стояла. Вот я и перепечатывал конспекты: сначала под его диктовку, потом вместе текст перечитывали, я только непонятные слова просил перевести, а потом привык и сам начал печатать. Ребята в совхозе в земле ковырялись, а я в тепле, в уюте, сидел себе в аудитории, по клавишам тюкал да чаек с ирисками попивал.
При упоминании об ирисках, от которых у меня чуть не вылетела пломба из зуба, я поморщился. Да уж, хорошо, что не вылетела, иначе пришлось бы мне познакомиться со всеми достижениями советской стоматологии, например — с бормашиной. Это тебе не моя любимая частная стоматология, где на входе выдают бахилы и угощают чаем с нугой. Вряд ли там усаживают в уютное кресло, предлагают посмотреть кино на плазменном телевизоре в ожидании приема, а укол, который делает вежливый врач — не больнее укуса новорожденного комара. И мой полис ДМС с расширенной страховкой тут точно не работает. Интересно, что бы я сказал своему стоматологу Таисии Павловне на следующем приеме, вернувшись с пломбой из восьмидесятых? Так, я опять отвлекся.
— Расскажи, что тут написано, — попросил я, оставив тщетные попытки разобрать небрежные записи старого профессора. — Я ничего не понимаю. Для меня проще тонну картошки выкопать, чем эту писанину разобрать.
— Ну смотри, — отец пододвинул ко мне несколько листов, — есть такой ученый Дэвид Бейли. Он как раз и принимал участие в разработке виртуальных очков. Что он взял? Большие линзы. Линзы нужны, чтобы создать эффект глубины и расширить угол обзора. Мы же хотим увидеть изображение объемным и реалистичным, так?
— Так, кивнул я, — а где мы их возьмем.
— Ерунда, — отмахнулся папа. Почему-то мне было крайне трудно звать его Михаилом или Мишей. Все же отец есть отец, пусть сейчас ему и всего двадцать пять. — Линзы можно взять из старого проектора или бинокля. Это вообще не проблема.
«Как сказать. Это для тебя, пап, не проблема. А я и новый-то проектор только у друга в гостях видел, а бинокль — вообще в театре несколько раз. А телескоп вы мне так и не купили в детстве, хотя я очень просил», — подумал я, но промолчал. Не время вспоминать давние обиды. В конце концов, у меня было сытое и счастливое детство.
— Ну вот, эти линзы позволят тому, кто использует
— ЭЛТ — это что?
— Электронно-лучевые трубки. Не слышал, что ли? — отец удивленно посмотрел на меня.
— Да слышал, слышал, забыл просто, — торопливо поправился я.
— И еще нам понадобится корпус и рамка. В общем, материалы кое-какие надо будет достать. Ну, пенопласт для корпуса возьмем. Вырежем конструкцию, такую, чтобы удобная была и не слетела с головы. Ты же по улице в этих очках ходить не собираешься?
— Да нет, мне же только запустить симулятор нужно, чтобы увидеть в очках все, что происходит.
— Тогда это не так уж и сложно сложно сделать. Потом еще датчики понадобятся, чтобы движения головы отслеживать. Там и наклон, и поворот… В общем, подумать надо, как это сделать. Хорошо бы, конечно, ЖК-дисплей где-то достать. Значит, берем эти датчики, сажаем на крепления и подключаем к компьютеру. Он будет обрабатывать изображения и создавать виртуальную среду. А вот здесь мне уже понадобится твоя помощь.
— Да, — кивнул я, — вот как раз написал программу, которая сможет визуализировать трехмерные объекты.
— Она сможет обрабатывать информацию от датчиков и передавать ее на дисплей.
— Думаю, да, — взвесив все, ответил я. — Но придется еще поработать.
— Поработаем, — решил отец и встал со стула, так же резко, как и в столовой. Эта его манера мне была хорошо знакома. Дома, когда он поднимался, вместе с ним иногда поднимался стол. Мама все время ругалась, а меня это жутко забавляло. Главное — успеть схватить чашку с чаем со стола. Отец просто все время забывал, какой он высокий. Даже в армии ему, единственному в роте, шили форму на заказ. На рост два метра четыре сантиметра просто не нашлось штанов. — Все, мне пора. Мать ждет.
— Тебе в Бибирево?
— А ты откуда знаешь? — недоверчиво уставился на меня папа.
— Да, кажется, ты говорил как-то, — выкрутился я. — Или я что-то перепутал?
— Нет, все верно, в Бибирево, — ответил отец, все так же проницательно глядя на меня. — Мы раньше в коммуналке жили, потом там построили новый район, и нам с родителями квартиру дали. Жили втроем с отцом, но потом он умер. Ладно, не будем о грустном. Пошли.
Папа накинул куртку и двинулся к выходу, пригнув голову, чтобы не задеть фрамугу. А я мысленно уже в который раз отругал себя за то, что ляпаю невпопад. Про квартиру в Бибирево я знал, потому что мы там жили до 2001 года. В роддоме неподалеку я появился на свет. Родители часто гуляли со мной в Алтуфьевском заказнике. А когда мне исполнился год, родители купили квартиру поближе к центру Москвы, и мы переехали.
По дороге к метро мы болтали с отцом о том, о сем… Так, например, он рассказывал о том, как ездил на картошку на первом и втором курсах.
— Это интересно? — спросил я. Я ни разу в жизни не участвовал в этом мероприятии, хотя и слышал о нем от старшего поколения много раз. Когда я попал в восьмидесятые, ребята, кажется, уже вернулись из поездки.
— Да чего там интересного? Деревенским ребятам эта картошка уже по горло надоела. Они специально в город вырвались, чтобы не заниматься ей больше. Со мной на курсе парень учится, молодой совсем, а уже двух пальцев на ноге нет — деревенский, отец зимой потащил его на рыбалку, он там и отморозил. Городским — тем более непривычно: спали в каком то старом доме культуры, на полу на тонких матрасах. А обратно когда едешь в трамвае через весь город — вообще беда. Грязный, как чушка, с ведром картошки с собой, с перегаром… Я как мог, всегда отмазывался от этих поездок. И в этом году повезло — когда дембельнулся, все уже съездили. Ну кто выпить сильно любил, тем весело — они к деревенским гоняли за самогоном. А я такой, знаешь, немного бука — в библиотеке люблю посидеть, почитать.