Назад к Мафусаилу
Шрифт:
Бердж (уязвленный). Не говоря уже о бридже и светских развлечениях.
Лубин. Не говоря уже о моих непрерывных и утомительных попытках приучить Берджа вести себя прилично. Повторяю, у меня не оставалось времени читать и держаться на уровне современного знания. Классиков я не забыл, потому что люблю их, но в области науки и политической экономии, вероятно, несколько отстал от века. Полагаю тем не менее, что, если вы с братом снабдите меня соответствующими материалами, я сумею выступить в палате, да и перед всей страной так, чтобы полностью удовлетворить вас. Видите ли, до тех пор пока вы способны доказать всем этим беспокойным
Фрэнклин. Не стали ими. Согласен.
Лубин. Нет, этого совершенно незачем ждать. Просто их не следует называть социалистами, пока они не захотят, чтобы их так называли. Надеюсь, вы не отрицаете за мной права называть избирателей джентльменами, хотя они еще далеко не стали ими? Я называю их джентльменами, потому что они желают, чтобы их так называли. (Поднимается с дивана, подходит к Фрэнклину и успокоительно кладет ему руку на плечо.)Не бойтесь социализма, мистер Барнабас. У вас нет основания трепетать за свою собственность, положение и достоинство. Какие бы новые политические термины ни входили в моду, Англия останется Англией. Я не намерен препятствовать переходу к социализму. Можете положиться на меня: я возглавлю его сторонников, поведу их, облеку их чаяния в надлежащую форму и очищу от нелепого утопизма. Поэтому, исходя из самых передовых социалистических, разно как самых здравых либеральных, принципов, я считаю себя вправе открыто и честно просить у вас поддержки.
Бердж. Скажем кратко, Лубин: вы неисправимы. Вы уверены, что в мире никогда и ничто не изменится. По-вашему, тяжкий труд — извечный удел миллионов, удел народа, моего народа, потому что я тоже человек из народа…
Лубин (презрительно перебивая). Не будьте смешным, Бердж. Вы — провинциальный адвокат, более далекий от народа, чуждый ему и враждебный всякой его попытке подняться до вашего уровня, чем любой герцог или архиепископ.
Бердж (пылко). Категорически отрицаю. Вы думаете, я не знал бедности? Не чистил сам себе ботинки? Не чувствовал, чистя их, как прохудились подметки? Вы думаете…
Лубин. Я думаю, что вы впадаете в широко распространенную ошибку, полагая, будто пролетариев делает бедность, а джентльменов — деньги. Это совершенно неверно. Вы не из народа, вы из неимущих. Безденежье и прохудившиеся подметки — это атрибуты неудачников из средних слоев, обычные спутники врачей, адвокатов и младших сыновей {169} на первых порах их карьеры. Покажите мне английскую ферму, где батраки ходили бы в рваных башмаках. Назовите нашего рабочего-металлиста бедняком — он вам голову за это проломит. Когда на митингах вы говорите о миллионах трудящихся, ваши избиратели отнюдь
Бердж. Что же вы знаете такого, чего не знаю я?
Лубин. Я знаю, что мы слишком злоупотребляем временем мистера Барнабаса.
Фрэнклин встает.
Могу ли я рассчитывать, дорогой Барнабас, что вы поддержите нас, если нам удастся добиться перевыборов раньше, чем будет окончательно составлен список кандидатов?
Бердж (также вставая). Может ли рассчитывать на вашу поддержку наша партия? О себе я молчу. Может ли положиться на вас партия? Есть ли у вас вопросы, на которые я еще не ответил?
Конрад. А мы и не задавали вам вопросов.
Бердж. Вправе ли я рассматривать это как знак доверия?
Конрад. Будь я рабочим из вашего избирательного округа, я задал бы вам один биологический вопрос.
Лубин. Нет, дорогой доктор, не задали бы. Рабочие не задают вопросов.
Бердж. Задайте его сейчас. Я никогда не боялся ехидных вопросов. Ну, выкладывайте. Что-нибудь насчет землевладения?
Конрад. Нет.
Бердж. Насчет церкви?
Конрад. Нет.
Бердж. Палата лордов?
Конрад. Нет.
Бердж. Пропорциональное представительство?
Конрад. Нет.
Бердж. Свобода торговли?
Конрад. Нет.
Бердж. Преподавание закона божьего в школах?
Конрад. Нет.
Бердж. Ирландия?
Конрад. Нет.
Бердж. Германия?
Конрад. Нет.
Бердж. Значит, о республике? Ну? Я не задержу с ответом. Или о монархии?
Конрад. Нет.
Бердж. О чем же тогда, черт побери?
Конрад. Надеюсь, вы понимаете, что я задаю вопрос от имени рабочего, получавшего до войны тринадцать шиллингов в неделю, а теперь получающего тридцать, если у него есть работа…
Бердж. Да, понимаю. Я готов. Выкладывайте.
Конрад. И притом от имени такого рабочего, которого вы намерены представлять в парламенте?
Бердж. Да, да. Валяйте.
Конрад. Тогда я спрошу, разрешите ли вы вашему сыну жениться на моей дочери или вашей дочери выйти за моего сына?
Бердж (опешив). Что за шутки? Это же не политический вопрос.
Конрад. Если так, я, биолог, теряю всякий интерес к вашей политике и даже не дам себе труда перейти в день выборов через улицу, чтобы проголосовать за вас или за кого бы то ни было. До свиданья!
Лубин. Съели, Бердж? Поделом. Доктор Барнабас, заверяю вас, что моя дочь выйдет за того, кого выберет сама, будь то лорд или простой рабочий. Могу я теперь рассчитывать на вашу поддержку?
Бердж (срываясь). Притворщик!
Сэвви. Довольно!
Все останавливаются, хотя уже были готовы прервать спор и разойтись, и молча смотрят на нее.
Папа, неужели ты их вот так и отпустишь? Им надо сказать — сами они ничего не узнают. Если не хочешь ты, скажу я.