Назад к Мафусаилу
Шрифт:
Оракул. Очевидно, вы хотите узнать, как выпутаться из столь незавидного положения?
Наполеон. Его мало кто считает незавидным. Скорее чрезвычайно завидным.
Оракул. Раз вы так считаете, продолжайте опьянять людей славой. Зачем тогда докучать мне их безумствами и вашими векторами?
Наполеон. К сожалению, люди не только герои, сударыня. Они еще и трусы. Они жаждут славы, но боятся смерти.
Оракул. Почему? Их жизнь слишком коротка, чтобы им стоило жить. Очевидно, поэтому они и полагают, что ваша игра в войну стоит свеч.
Наполеон. Они смотрят на дело несколько иначе. Самый скверный солдат хочет жить вечно. Чтобы он пошел на риск пасть
Оракул. А если товарищи откажутся расстреливать?
Наполеон. Тогда, естественно, расстреляют их самих.
Оракул. Кто?
Наполеон. Другие.
Оракул. А если и те откажутся?
Наполеон. До известного предела они не отказываются.
Оракул. А если все же дойдет до этого предела, вам придется расстреливать их самому?
Наполеон. К сожалению, сударыня, в таком случае они пристрелят меня.
Оракул. Гм! По-моему, вас вполне можно было бы пристрелить первым, а не последним. Почему они этого не делают?
Наполеон. Потому что любят сражаться, жаждут славы, боятся прослыть предателями, инстинктивно хотят испытать себя перед лицом грозной опасности, страшатся, что противник убьет их или превратит в рабов, верят, что защищают свой домашний очаг и семью; это заставляет их преодолеть в себе врожденную трусость и не только рисковать собственной жизнью, но и убивать всякого, кто отказывается рисковать ею. Однако стоит войне слишком затянуться, как наступает момент, когда солдаты, а также налогоплательщики, за чей счет кормится и снабжается армия, приходят в состояние, которое они характеризуют словами «сыты по горло». Войска, доказав свою храбрость, мечтают теперь разойтись по домам и спокойно наслаждаться обретенной в боях славой. К тому же, если война длится до бесконечности, риск превращается в неизбежность: на шесть месяцев у солдата еще хватает надежды избежать смерти, на шесть лет — никогда. Нечто похожее происходит и с гражданским населением: разорение становится для него уже не возможностью, а неотвратимостью. Вы понимаете, чем это грозит мне?
Оракул. Да разве это важно, когда вокруг такое бедствие?
Наполеон. Вздор, сударыня! Только это и важно. Ценность человеческой жизни определяется ценностью жизни величайшего из современников. Срежьте бесконечно тонкий слой серого вещества, отличающий мой мозг от мозга среднего человека, и вы сразу понизите уровень человечества от гиганта до пигмея. Я — всё, мои солдаты — ничто: им всегда найдется замена. Убейте меня или — что одно и то же — помешайте мне действовать, и человеческая жизнь лишится самого высокого своего содержания. Ваш долг, сударыня, спасти мир от подобной катастрофы. Война принесла мне популярность, власть, славу, бессмертие в веках. Но я предвижу, что, продолжая воевать, навлеку на себя всеобщую ненависть, буду свергнут, заточен, возможно, даже казнен. Прекратив же войны, я убью в себе великого человека и превращусь в посредственность. Как мне уйти от этой трагически острой дилеммы? Победа мне всегда обеспечена: я не знаю поражений. Но победитель платит за нее не дешевле, чем побежденный, и цена эта — деморализация, обезлюдение, разруха. Как мне удовлетворить свой гений, требующий, чтобы я воевал до самой смерти, — вот о чем я хочу спросить вас.
Оракул. Не слишком ли большая дерзость ехать на священные острова с подобным вопросом? Вояки здесь не в почете, друг мой.
Наполеон. Солдат, которого останавливают такие соображения, уже не солдат. К тому же (достает пистолет)я приехал не безоружный.
Оракул. Что это за вещь?
Наполеон. Мой профессиональный инструмент, сударыня. Я взвожу курок, направляю на вас дуло, нажимаю указательным пальцем вот здесь, на собачку,
Оракул. Покажите. (Выпрастывает руку из-под покрывала и протягивает к пистолету.)
Наполеон (отступая на шаг). Извините, сударыня, но я не вверяю свою жизнь человеку, над которым не властен.
Оракул (сурово). Дайте сюда! (Подносит руку к покрывалу.)
Наполеон (роняя пистолет и закрывая глаза рукой). Пощады, камрад! Вот он, сударыня! (Ногой толкает к ней пистолет.)Сдаюсь!
Оракул. Поднимите и подайте. Или вы думаете, что я наклонюсь за ним сама?
Наполеон (с усилием отрывая руку от глаз). Дешевая победа, сударыня! (Поднимает пистолет и протягивает ей.)Такую можно одержать и без векторной стратегии. (Рисуясь своим унижением.)Ну что ж, гордитесь своим триумфом! Вы принудили просить пощады меня, Каина Адамсона Карла Наполеона, императора Турании!
Оракул. У вас есть очень простой способ выйти из затруднения, Каин Адамсон.
Наполеон (с жадным любопытством). Превосходно. Какой же?
Оракул. Умереть раньше своей славы. (Стреляет в него.)
Наполеон вскрикивает и падает. Женщинаотбрасывает пистолет и гордо входит в храм.
Наполеон (с трудом поднимаясь). Убийца! Чудовище! Ведьма! Выродок! Исчадье ада! Да тебя повесить, гильотинировать, колесовать, сжечь живьем мало! Никакого уважения к святости человеческой жизни! Никакого сострадания к моей жене и детям! Сука! Свинья! Потаскуха! (Подбирает пистолет.)И еще промахнулась с пяти ярдов! Ну, да чего ждать от бабы.
Направляется в ту сторону, откуда пришел, но сталкивается с Зу, ведущей за собой британского посла, пожилого джентльмена, супругу послаи дочьего, девицу лет восемнадцати. Посол — ярко выраженный тип государственного деятеля: он сильно напоминает собой не вполне исправившегося преступника, который переоделся у хорошего портного. Туалеты дам выдержаны в стиле той же эпохи, что и костюм пожилого джентльмена: они были бы вполне уместны на официальном приеме в какой-нибудь западной столице XVIII — XIX столетий, периода fin de si`ecle [9] . Новоприбывшие углубляются под колоннаду. Зу тут же бросается к Наполеону и с властным видом останавливается справа от него, супруга посла подобострастно подбегает к нему слева. Посол с дочерью проходят позади колонн к двери. Пожилой джентльмен, едва войдя в портик, замирает на месте: ему хочется посмотреть, зачем Зу так стремительно кинулась к императору Турании.
9
Конец века (франц.).
Зу (строго, Наполеону). Что вы тут делаете? Вам не положено разгуливать в одиночку. Что здесь был за шум? Что у вас в руке?
Наполеон, взглянув на нее с немым бешенством, сует пистолет в карман и выхватывает свисток.
Супруга посла. Вы идете с нами к оракулу, государь?
Наполеон. Провалитесь вы ко всем чертям с вашим оракулом! (Поворачивается и хочет уйти.)