Назад, в пионерское лето
Шрифт:
Ага! На этой неделе же — как раз первый из тиражей, результаты которых я заучил перед заброской в прошлое!
Цели непременно взять и обогатиться на своих знаниях у меня по-прежнему не было — но раз уж судьба сама привела меня сегодня к этому желтому киоску…
— Сколько стоит билетик «5 из 36»? — чтобы ничего не перепутать, спросил я, сунув голову в окошко.
— Шестьдесят копеек, — ответили мне.
Недорого, наверное. Вот только денег у меня не имелось вовсе — с собой в лагерь нам их никогда не
Закрутив головой, я нашел взглядом нашу вожатую. Вот у нее средства могли и иметься…
— Марина, можешь одолжить мне шестьдесят копеек? — спросил, подбежав к девушке.
— А кому еще два? — вопросом на вопрос ответила та.
— В смысле, кому еще два? — не понял я.
— Ну, ты же на мороженое просишь? — кивнула она на соседний с «моим» киоск. — Стаканчик — двадцать копеек. Один тебе, кому еще два?
— Да нет, я…
— Сейчас Вадим купит на всех, — заявила, не дав мне договорить, Марина. — Уже пошел в автобус за кошельком, у меня с собой столько нет.
— Да мне не на мороженое! — замотал головой я.
— А на что тогда? — удивилась вожатая.
— Билет «Спортлото» хочу купить! — что-то хитрое сейчас изобретать было попросту некогда.
— На эти глупости — не дам, — отрезала, внезапно посуровев, девушка.
У нее в семье лудоманы, что ли, были? Иначе почему она так негативно настроена к популярной государственной лотерее?
— Ну, пожалуйста, — совершенно по-детски заканючил я — учусь на ходу! — Иначе я… Иначе я спор проиграю! — придумалось мне. — Я тебе отдам после родительского дня! — пообещал затем.
— Ох уж эти ваши споры! — покачала головой Марина — но, пусть и демонстративно-нехотя, полезла в сумочку за монетками.
В мою ладонь один за другим легли пять серых гривенников и два больших золотистых пятака.
— Спасибо! — я рванул к киоску.
Билет я заполнил прямо у его окошка. Там было два варианта — и в первом я аккуратно вычеркнул заученные назубок числа: 4, 15, 16, 28, 31. Во втором, для пущего правдоподобия, отметил, что попало.
Разделив квиток по линии отрыва и опустив нужную часть в висевший здесь же металлический ящик — типа почтового — другую я спрятал в карман и поспешил к автобусу, где Вадим уже вовсю раздавал отряду мороженое.
* * *
— Если от простого прикосновения у нас с тобой начинается такое, — задумчиво прошептала Вика, — то что же будет, если мы, например… Например, поцелуемся?
Местом для беседы — а обсудить нам было что — мы выбрали мало кому известную скамеечку позади клуба, где сейчас гремела очередная вечерняя дискотека.
…Ты пойми: я тону!
Ты пойми: я тону!
Ты
Я иду ко дну!..[2]
— голосил певец Барыкин — еще не загнавший свой велосипед в поисках букета.
Соваться танцевать мы со Стоцкой, понятно, не решались — поэтому просто сидели рядышком (но не вплотную!), смотрели на звезды и разговаривали.
— Это легко проверить, — ни о чем особо не задумываясь, ответил я Вике на ее вопрос.
— А давай! — решительно повернулась ко мне лицом девочка.
— Что «давай»?
— Как что — проверим!
— Э…
— Сам же сказал! И что? Струсил?
Ну, «на слабо» меня было не взять. Тут другое…
Не то в видениях, не то в грезах, где мы позволяли себе далеко не только поцелуи, и мне, и Вике было уверенно за двадцать. А сейчас, здесь, передо мной сидела тринадцатилетняя девочка…
Еще позавчера я бы ей твердо отказал, как раньше однажды уже отверг недвусмысленное предложение Яны. Но тогда я был зрелым дядькой — пусть и в теле восьмиклассника — и твердо это знал. А теперь…
А теперь мне самому было тринадцать!
— Давай! — кивнул я Вике, подспудно все же ожидая некоего укола бдительной совести, но та молчала: тринадцатилетнему мальчику вовсе незазорно поцеловать тринадцатилетнюю девочку — особенно если никто посторонний этого не видит!
— Только руки убери! — заявила Стоцкая. — А то снова сработает, как раньше, и эксперимент не удастся!
Я демонстративно заложил ладони за спину. То же самое сделала Вика. Наши губы двинулись навстречу друг другу…
Ну, что тут можно сказать… Это было здорово — для тринадцати-то лет! Но такого, как раньше — чтобы перенестись в Крым и оторваться по полной — и близко не повторилось — даже несмотря на то, что руки и я, и девочка в итоге подключили, пусть и куда сдержаннее, чем в наших «воспоминаниях о будущем» из 94-го.
— Кажется, мы что-то сломали… — пробормотала Стоцкая через несколько долгих минут — ничуть, впрочем, не разочарованно.
Ну да, ладонь девочки лежала в моей — и ничего необычного не происходило.
— Нет, — покачал головой я — похоже, сообразив, что тут к чему. — Просто мы с тобой переключили стрелку. Ну, знаешь, как у поезда. Того будущего больше нет — потому что мы туда не поедем.
— А куда поедем? — тихо спросила Вика.
— Куда сами захотим!
— Тогда поехали! — улыбнулась девочка — и снова подалась в мою сторону.
«Поехали!» — эхом отозвалось у меня в голове.
Это сказал Младший. Только Младшим тут теперь был я сам.
[1] Имеется в виду монолог Алексея Кортнева из названного фильма