Назарка-атаман
Шрифт:
Соседки, которые в том же доме-коммуне жили, встретили:
— Петровна! Что у тебя в квартире крик-то какой?..
— Ох, Данилка проклятый убежал… Бросил…
Из-за дверей волчатами выли голодные ребятишки. Данилка схитрил: запер их на замок.
— Детки мои… Пришла, пришла… По войте… Сейчас…
Какое «не войте»! Как заслышали мать, еще пуще.
Открыла, наконец, дверь.
Лизка, распустив слюни, уцепившись за Володьку, голосила истошным голосом. А Володька совсем
Воду разлили. Со стола скатерть смахнули.
— Ох!.. Ну, пришла, пришла… Данилка, Данилка!.. Где ты?.. Ах, силушки-то нет…
С того дня Петровна совсем свалилась. Приходил доктор. Осмотрел. Приказал: работать, никак нельзя.
— Из страхкассы получайте пособие…
Стали Лизка и Володька полуголодные около
больной матери подвывать.
Каждый день заходили то одна, то другая соседка. Кудахтали:
— Вот времячко-то привалило…
— Мужа отняли… Помощница не выросла. Что теперь делать?..
— Революцию сделали, а мужьев всех побили, проклятые!.. Ну, что твоему — клуб какой-то назвали, а кто этих голодранцев будет кормить и поить?.. Этот, что ли, прохвост? — указали на Данилку: — какой из него, прости господи, матери помощник!..
Угрюмый сидел Данилка: болтовня соседей по сердцу режет.
— Ну ты!.. — на Марью Ивановну. — Языком-то не больно ляскай! Об отце не болтан. Не понимаешь — баба!..
— Вот сопливый! Он-то, гляди, понимает!..
— Говорю, молчи!..
— Данилка. а… Ох… Хоть ты-то не кричи!..
Завозилась мать на постели, застонала.
Оскалился Данилка, уперся взглядом в угол.
— А чего она расстраивает?.. Отец за революцию погиб!
— Твой отец!.. — обернулись Марья Ивановна. — А ты-то кем будешь? По улицам собак гонять…
— И я буду, как отец!.. — заорал вдруг Данилка, как зарезанный, и стукнул кулаком. — А ты молчи, ведьма! Что душу всю воротишь?..
— Ох… Перестань, Данилка!..
Такая обида! Будто он не понимает. Ну, отца нет, мать больна. Нет, так всюду и тычут:
— Данилка, Данилка…
А про отца — приятно. Как ни ругают его, чтоб он ни сделал, а как посмотрят на большой красный кирпичный долг, что против завода — сердце запрыгает. Клуб имени товарища Кузнецова. Про отца. Афиша ли какая висит, собрание ли — все про клуб или в клуб имени Кузнецова. А то, бывало, скажет Данилка про отца — крыть ребятам нечем. Ни у кого такого не было. Иногда так накатит на Данилку думка про отца-героя, баловаться не хочется.
Больно все не унимается Марья Ивановна. Злит. Весь день бубнит: «мать, мать». Ладно, ведь помогают им, с голоду все равно семья не сдохнет.
Прошмыгнул через табельную Данилка В ячейку зашел. Знали его многие; в клуб, в завком и ячейку пропускали. Подлез к столу. «Крокодил» журнал стал рассматривать.
Председатель завкома Марьянов заприметил его.
— Данил! Как мать-то? Хворает?
— Лежит… — буркнул тот.
Приходили рабочие. Ругались. Писали заявление. Председатель все звонил по телефону.
Надоело зря сидеть Данилке. Весь журнал просмотрел. Вздумал уходить.
— Эй, ты, парень, постой! — окликнул председатель, — скоро у нас школа открывается. Будет набор в ученики. Тебя хотим записать…
Данилка сначала не понял. Объяснил председатель, что в фабзавуч он попадет. Завком и ячейка постановили его в первую очередь взять.
— Пойдешь, что ли?..
— А чего не пойти? Пойду.
— Ну, вот. Чем можем, тем и помогаем. Кузнецова Павла помним. Ступай, матери скажи…
— Ладно. — Шапку на голову.
Затикало сердце непонятной радостью. А матери не сказал. В себе надолго затаил.
Стала меньше Петровна стонать. Видно еще не время умирать: ребята не подросли.
Данилка будто притих. Матери как-то намекнут.
— Работу хотят мне дать. Пообещались… Больше ничего не объяснил. Мать и не расспрашивала.
В фабзавуче у Данилки новая жизнь началась. Старик учитель Мартын Егорыч объяснил, что будут учить.
— Кто сообразительней будет, того в разряд старший будем переводить, — добавил учитель.
В первые же дин Данилка с товарищами пе д терпел — подрался.
Пока в классе — тихо. Все-таки новое кругом. а как на улицу вышли, давай возиться. С радости ли, н так рука уже чешется, только Петьке Буржую здорово доставалось.
Петька, дурак, вздумал итти к учителю жаловаться а он просто им в ответ:
— Хочешь драться — дерись. Ко мне не лезь жаловаться. Ты теперь, брат, такой же рабочий. Член профсоюза. Строитель социалистического государства. Во!.. Понял?..
Ребята так и разинули рты. Понравилось. Лестно.
Но учиться Данилка тоже любил. Особенно, когда Мартын Егорович про дроби начнет рассказывать.
Инструменты дали. В мастерской работали. Вымажешься, как чушка, а хорошо. Зато сам старый замок починил, зажигалку, всякую такую штуку смастеришь.