Назарка-атаман
Шрифт:
неслась широко и громко песня вместе с музыкой.
Леша таращился поглядеть на городских пионеров, но впереди стояли все большие дяди.
— Куда ты лезешь, клоп?.. — ткнул его опять сердитый старик. — Гляди, весь вымазался, как трубочист… Где ты так вывозился?..
Потом вышел какой-то оратор и заговорил:
— Товарищи!.. Мы приехали на смычку… Закреплять союз рабочих
— Дяденька, пусти поглядеть… — запищал Леша, — ой-ой!.. Больно!.. Задавили меня!..
Народ так напирал, что парню дышать нечем.
С парохода по мостику па берег стали спускаться. Леша догадался. Не лез вверх, не таращился, а пригнулся и нырнул промеж ног.
Чья-то рука схватила его за шиворот, сдернула шапку. Но Леша нырял дальше.
— Ну ее и с шапкой… Старая… — решил он. Наконец, пролез. Вздохнул, как следует.
И видит, прямо на него идут пионеры стройными рядами. Впереди высокий знамя песет; а сзади маленький с новым барабаном.
— Лешка!..
Оглянулся — Федька с деревенскими ребятами несутся за пионерами.
— Урра!.. — кричали ребятишки.
Леша не выдержал — и за ними.
Там, впереди, мелькало, рделось знамя пионеров. Никого он больше не Видел, даже горластого Федьки. Толкая всех на пу щ и обгоняя, он бежал и бежал без шапки, спотыкался и кричал:
— Урра!.. Урра!..
А позади народу, народу!..
Все сильнее, задорнее гремела музыка…
ГОРШОК МОЛОКА
I
Семья Ланшиновых выехала в поле убирать свою полоску.
Тараска в первый раз попал на жнитво.
— Поедем, сынок, в поле. Дуньку качать тебе придется… — сказал отец, укладываясь в телегу.
Ну, и жаркое лото наступило! Пшеница уродилась высокая, густая. Отливалась словно чистым золотом.
Отец, пригибаясь, ловко без остановки взмахивал серпом и подкашивал колосья.
Мать в красном платке, в короткой холщовой юбке догоняла отца.
Когда отец выпрямлялся, он собирал серпом пшеницу и увязывал большие снопы.
— Эх, и снопы тяжелые! Ни за что их Тараска не поднимет!
Мать сделала из снопов тень, чтобы солнце не жгло, установила люльку.
Тараска — нянька. Отгонял от Дуньки всяких мошек и букашек.
Станет Дунька нюни разводить, чаем из соски поит.
Вот Дунька уснула — Тараска к отцу. Кобылка зеленая, большая сиганула в пшеницу.
— Беги, беги за ней!.. — кричит отец.
Тараска прыгал.
На третий день отец крякнул, отирая пот с
— Ну и жарища… Все. тело стянуло…
И вправду у отца вся спина рубахи побелела: испарина в соль превратилась, п рубаха становилась жесткой, корявой.
— Пьешь, пьешь эту воду, и все пить хочется… Хоть бы кваску достать или кислого молока…
Отец покосился на Тараску.
— А но сбегаешь ли ты, Тараска, на деревню?.. Прямо к тетке Аксинье?..
— Не найдет, пожалуй, дорогу, — ответила мать, суя грудь Дуньке. Дунька, проголодавшись, ухватилась за мать и жадно сосала.
— Ну, не найдет… Такой-то орел?.. Разве он не Ланшинова Егора сын?
— Найду, тятька!
— Ну, вот. Завтра поедут на деревню Никифоровы — соседи. И тебя захватят. Придешь, прямо к тетке Аксинье. Скажи: Ланшинов к тебе послал… У ней теперь в погребе молоко-то понапашено…
— Да не снесет он. Верст, чай, пять будет, — опять возразила мать.
— А ты какую полегче крынку тащи. Тараска, ты оттелева дорогу найдешь?..
— Чай, найду, тятька!
II
Утром мать опять наказала Тараске, как уезжал с соседом Никифоровым:
— Ты расспроси хорошенько дорогу, как обратно пойдешь… Игнатий! — обратилась она к соседу, — покажи Тараске оттуда дорога к нам. А то еще парнишка заблудится…
— Ладно, садясь, Тараска!..
Взмахнул Игнат кнутом — и поехали.
Тетка Аксинья встретила радостно.
— Прибежал, родной… Ах, ты, батюшка мой…
— Тятька прислал к тебе молока испросить…
— А я как раз и припас…
Тетка Аксинья босиком. Пошли к погребу.
— Скоро дожнут у вас?..
— Тятька говорит, что скоро…
Вынесла холодную крынку, отчего весь горшок покрылся крупными и мелкими каплями.
Тетка отерла его своим фартуком.
— И ты испробуй молочко…
Пока Тараска хлебал молоко из другой посуды, она увязала сверху горшок тряпкой и затянула бечевкой.
— Вот тебе ручку сделала. Так и неси… Ловко тебе будет… — Захочется еще — прибегай. Ну, иди с богом! Ты дорогу-то знаешь?..
— Знаю… Указывали…
— Ну иди, иди… И кланяйся матери… Приходи еще, как вздумается…
Проводила его за ворота и долго стояла, смотрела, как Тараска бойко шагал к околице.
III
Еще до вечера далеко. Солнце, пожалуй, еще не сядет, как Тараска дойдет.
Только добежать до пригорка, а там налево к пруду.
Сзади что-то громыхало. Оглянулся: ехали порожняком подводы четыре. На передней в соломенной шляпе спал парень-возчик.
— Эй. подвези!.. — закричал. Тараска, отбегая от пыли, что клубилась по дороге за подводой.
Парень поднял голову.
— Садись, — придержал он лошадь.
Тараска взобрался с горшком на последнюю подводу.