Названная женой

Чук Ирина

Солнце поднялось выше… Нет, это покои царевича осветились и словно расширились, заискрились вкраплениями жемчуга, перламутра и белых самоцветов. Или это стены перестали давить на Гвенн? Не на пленницу, готовую на смерть, каковой она ощущала себя, идя рука об руку с Нисом к Айджиану, а дорогую гостью в царстве моря.

Радость стучалась в сердце, рвалась наружу, пьянила, улыбка неудержимо растягивала губы. Вольна остаться, вольна уйти! Памятью будет рисунок на руке и подаренная Нисом жемчужина.

А может,

и останется! Уж больно хорош Нис, чтобы вот так отдавать его кому бы то ни было. Особенно этой… Темстиале, вспомнила Гвенн непривычное и неприятное имя.

Глупость — не воспользоваться тем, что дали боги. Глупость и слабость. Вот только спешно ушедший Нис не выглядел ни глупым, ни слабым. Это она, Гвенн, не может составить ничьё счастье. Или может?

Морская царевна помотала головой, решив, что со всем разберётся, как тут говорили, со следующей волной.

— И ведь отпустит своё счастье, — донёсся до царевны грустный голос русалки.

Гвенн покосилась на Лайхан, но та, опустив голову, перебирала сверкающие драгоценности и всем своим видом показывала, что ничего не говорила.

— Мы будем заниматься тут? — спросила она русалку.

— Покои нашего царевича защищены лучше всего, — вздохнув, ответила Лайхан. — После нескольких покушений… — она подняла изящно вычерченную золотистую бровь.

Про покушения Гвенн хотела бы узнать прямо сейчас, но сегодня её знакомили с тонкостями использования вилок и ножей для всяких морских деликатесов, подававшихся живыми.

На подносе, накрытом салфеткой, как раз оказалось с десяток скорлупок. Гвенн решила, что, если они даже начнут шевелиться во рту, для неё это будет значить не больше, чем судороги кролика в пасти волчицы.

Подхватила то, что было хотя быть сомкнуто, и засунула было в рот. Хрустит, но хоть не шевелится.

— Моя царевна! — ужаснулась русалка. — Выплюньте это немедленно! Это же не едят! Не положено!

Гвенн с победным видом прожевала все, что было во рту, и проглотила, запив кэ-таном, крепким напитком, похожим на горячее вино.

— Волки никогда не отдают свою добычу. Устройство пасти не позволяет!

Лайхан одним ножом ловко открыла плотно сжатые створки, другим, небольшим и овальным, достала содержимое. Мягкое, словно филе павлина.

— В следующий раз я сама попробую расколоть эту гадо… прелесть… ракушки! — нашлась Гвенн. — Ты тоже бери.

— Не положено, моя царевна.

— Положено — не положено! Вот заладила! Раздели со мной трапезу по обычаю волков и ты никогда не замыслишь против меня зла.

— Этого не требуется. Но, если моя царевна настаивает, — нанизала Лайхан белые кусочки на острую шпильку, украшенную огромным бриллиантом. — Только ради вашего спокойствия.

— Так я быстрее запомню, как это едят. И не зажую опять что-нибудь несъедобное.

И вместе есть будет не столь противно, подумала

Гвенн, а говорить не стала.

Длинные скользкие водоросли отказывались наматываться на многозубые вилки. И походили на ту ненавистную зелень, которую Воган, главный повар волков, впихивал в юную принцессу чуть ли не под угрозой розог.

В итоге Гвенн поддержала пальцем скользкие концы и засунула в рот под неодобрительным взглядом Лайхан.

— Прижимайте к тарелке, моя царевна, а потом уже кушайте.

— В следующий раз — обязательно! — послушно согласилась Гвенн, торопливо дожёвывая ненавистную траву. — А вот это похоже на Мигеля, — заметила она, ткнув пальцем в одного из склизких созданий на третьей тарелке. Непонятно было, что из обитателей моря сознательное и подлежит защите, а что несознательное — и разрешено к употреблению. Царевна уже хотела спросить об этом русалку, как та сложила ладони перед собой:

— Только не говорите об этом нашему первому министру! Наш Мигель из южных морей, он такой впечатлительный!

— Надеюсь, осьминогов тут не едят? Не хотелось бы наткнуться на родню Ваа.

— Вы знакомы с Ваа? — Лайхан стремительно и густо посинела, и Гвенн это отложила про себя. — Его недолюбливают в Океании, а ведь он верен принцу! Его слушаются самые вредные коньки! Простите меня, царевна, — уже спокойно закончила она. — Несправедливо, когда судят только по внешности.

— Лучший друг моего брата — остроухий неблагой, — отмахнулась Гвенн, пытаясь подцепить овальной ложкой со странной зазубриной что-то похожее на разваренный рис.

— Подсоленные мозги, — доложила Лайхан. — Свежайшие, разумеется. Прорезь предназначена для того, чтобы слить лишний жир.

Гвенн, уже положившая в рот очередной деликатес, замерла. Затем мужественно проглотила, совершенно не почувствовав вкуса. Оглядела подносы и глубоко вздохнула, не найдя ничего, хоть немного напоминающего мясо.

— Красивый? — осторожно напомнила Лайхан. — Этот, друг вашего брата? Остроухие обычно красавцы.

Гвенн, отложив вилко-ложку, задумалась. Остроухих в Чёрном замке было двое. Джаред, полукровка, рождённый в Верхнем, обладал красотой холодной и совершенной. Мог бы увлечь любую, захоти он этого. Но Джаред, по его же словам, принадлежал только Дому Волка — и никакой ши в отдельности.

Что до встрёпанного неблагого, чья неправильность, видимо, явилась результатом действия Проклятия, или Тени, как его называли в Тёмных землях, то с ним всё было иначе.

— Вначале неблагой показался мне ужасным, — вернулась Гвенн к беседе. — Длинный нос, волосы, словно перья, острые уши. А потом я забыла про его уродство. Вот и Ваа… Зато Темстиале — красавица, — Гвенн расправила мягкую нижнюю юбку на коленях и поджала губы. Хорошая девочка, сказавшая хорошее про другую и ждущая ответа.