Не ангел

Винченци Пенни

Селия так и сделала, но эти полчаса показались ей вечностью. Маленькая забинтованная грудка Джея болезненно поднималась и опускалась, хриплое дыхание, казалось, становилось все быстрее и быстрее, иногда вдруг с его губ срывались какие-то слова, но их тут же заглушал приступ кашля и отчаянные попытки сделать вдох. Вошла сиделка, измерила ему пульс и температуру, слабо улыбнулась Селии и снова вышла. Появилась старшая сестра, вид у нее был озабоченный, она проделала те же процедуры, не обращая внимания на Селию.

— Они так недовольны, что я сижу здесь, — сказала ММ, когда вернулась, — просто не знают, как меня выпроводить. Они никогда не сталкивались с подобным поведением.

Теперь, когда нас перевели в эту комнату, стало чуть лучше, но мне показалось, что сестра, заступившая сегодня утром на дежурство, снова увидев меня здесь, готова была плюнуть мне в лицо.

— Это очень странно, — посетовала Селия, — наоборот, они должны быть довольны. Детям нужны мамы. Особенно больным детям. Мне не понятно, почему они так относятся.

— Если бы Джей был из бедной семьи с неграмотной мамой, не способной постоять за себя, меня отсюда давно выпроводили бы, — заключила ММ. Затем она как-то болезненно взглянула на Селию. — А с другой стороны, я сидела бы с ним дома. И он был бы цел и невредим. И не попал бы в больницу. Ах, Селия, что я с ним сделала? Что же я наделала!

Оливер сидел в своем кабинете в издательстве и был крайне раздражен. Все утро он просматривал счета, сопоставлял суммы авторских гонораров, листал каталоги книг за прошлые годы, знакомился с внешним оформлением изданий. Боже, какой хлам выходил в последние четыре года в его престижном издательстве, всеми уважаемом и вызывавшем восхищение! И теперь этот престиж, это имя, добытые таким неимоверным трудом, безвозвратно утеряны? Боже мой! Ему хотелось плакать в буквальном смысле этого слова. Что думали ММ и Селия? Они же все разрушили. Они его обманули и, пока он был на фронте, лишили его самого дорогого, что у него оставалось. Как же так можно? Ведь он сам создавал эти сокровища, но вражья сила вторглась в его отсутствие в его дом и разграбила драгоценности, заменила их дешевкой. «Дешевкой» — другого слова он не мог подобрать. Какая-то сопливая, неизвестно чья поэзия в невероятном количестве выпусков, низкопробные романы с жуткими обложками, напоминавшими обложки дамских журналов, второсортные детективы с предсказуемым концом. Боже, а эти «Фронтовые письма» — это же тошнотворные, слащавые слюни, и ничего больше. Словари, классическая литература, современная проза — где все это? В полном забвении. «Биографика» — любимая серия Селии, — казалось, вообще прекратила существование. И оформление всех изданий, включая каталоги, — вульгарное, кричаще безвкусное — было поистине убийственным. Как Селия с ее претензией на интеллект, эстетические стандарты могла допустить подобную вульгарность? А ММ, которая прежде требовала от сотрудников, чтобы само имя «Литтонс» служило эталоном превосходного качества: и визуального, и литературного, — как она умудрилась быть рядом и дозволить такое? Нет, это оскорбительно, это просто невыносимо.

Селия приехала уже далеко за полдень. Она была бледна и выглядела очень утомленной. Оливер встретил ее в коридоре:

— Как Джей? Он не…

Долгое молчание.

— Нет. Но ничего утешительного сказать пока не могу. У него воспаление легких. Это очень серьезно.

— Я… Мне ужасно жаль. Как ММ? На нее столько обрушилось!

— ММ держится молодцом. Она очень храбрая. Но… если малыш… в общем, если он не выживет, я не знаю, что с ней будет. Он — все, что у нее есть на свете. Все, что ей дорого. Мне страшно за нее, Оливер, действительно страшно.

— Что ж, нужно надеяться. И молиться.

— Ему больше нечем помочь, — вздохнула Селия, — но, по прав де сказать, я надеюсь на благополучный исход. —

Оливер вздохнул. Она взглянула на него. — У тебя измученный вид, Оливер. Ехал бы ты домой. Мне кажется, полный рабочий день для тебя еще утомителен.

— Дело вовсе не в этом, — решительно произнес он, — и хочу тебя уведомить, что отдыхать и лишь иногда приезжать в издательство я больше не могу себе позволить.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, — начал он, — что я в ужасе от того, что здесь творилось в мое отсутствие. В ужасе! Я никак не ожидал увидеть подобную картину…

— Едва ли это моя вина, Оливер…

— Я понимаю. Однако это и не моя вина. Не по своей воле я был вынужден оставить на тебя «Литтонс».

— Но издательство выжило, — твердо ответила Селия, неимоверным усилием воли сдерживая эмоции, — и, кстати сказать, его состояние удовлетворительное. В отличие от многих других издательских домов.

— Да что ты говоришь? «Макмиллан», «Марри», «Уильям Коллинз» — все благоденствуют. И они принимали менее отвратительное лекарство, чем ты впихивала в глотку «Литтонс», если позволишь воспользоваться такой аналогией.

— Оливер, зачем ты говоришь все это сейчас? Неужели это подлежит обсуждению сию минуту, когда сын ММ находится буквально на грани смерти?

— Разумеется, нет, — отворачиваясь, раздраженно бросил он, — и, пожалуйста, не пытайся изобразить, что мне безразлична судьба Джея.

— Вчера я поняла именно так.

— Не знаю, что ты поняла, я ничего такого не делал.

— Делал, Оливер. Когда я заговорила об обложке для книги Себастьяна.

— Господи, ради всего святого! — воскликнул он. — Можем мы хоть раз что-то обсудить, не сводя разговор к этой злосчастной книге?

— Послушай, — сказала она после долгого молчания, изо всех сил стараясь быть спокойной и рассудительной, — послушай, Оливер, мы оба утомлены. Я могу представить, что есть вещи, которые тебе не понравились. Это было неизбежно, я этого ждала. Но не лучше ли будет поговорить обо всем дома за ужином? Так, чтобы я могла кое-что пояснить, привести основания своих действий. Мне кажется, это важно.

— Нет, — прервал он, — извини. Сегодня вечером я ужинаю в «Гаррике». С Джоном Марри.

— Оливер, разумно ли это? Ты и так устал за день. К тому же в этом заведении такая тяжелая пища.

— Позволь мне самому распоряжаться своей жизнью, Селия, хорошо? Ты меня не спрашиваешь, куда тебе идти.

Она в упор посмотрела на него, почувствовав, что заливается румянцем.

— Как это понимать?

Он ничего не ответил, вошел в свой кабинет и, сев за стол, придвинул к себе стопку бумаг.

— У меня полно дел. Так что давай отложим этот разговор на пару дней, пока я не изучу все особенности вашего с ММ правления.

— Как хочешь, — бросила Селия и, зайдя в свой кабинет, хлопнула дверью. Внезапно ей стало дурно.

Домой она в этот день пришла рано. Почитала близнецам сказки, уложила их спать, посидела, с нежностью глядя на них, пока они засыпали, одинаково свернувшись на левом боку, а их темные кудряшки рассыпались веером по подушке. Она снова представила, каково ей было бы, если бы им, как Джею, угрожала смерть. Потом она поднялась к Барти, которая читала в своей маленькой комнатке, со всей откровенностью рассказала ей про Джея, постаралась успокоить ее, когда та заплакала. После этого Селия спустилась вниз и написала письмо Джайлзу: она совсем забыла про сына, с тех пор как он уехал в Итон, хотя он добросовестно писал ей каждую неделю. Она не заслуживала такого счастья, свалившегося на нее, так же как ММ не заслуживала всех бед, которые сейчас выносила.