Не бракованная
Шрифт:
Дверь за ним закрыта, на ключ, который он вытащил из кармана спортивок.
Душевая широкая, маленькая лейка сверху. Раковина золотого цвета, об которую бьются капли, выходящие из крана над ней.
Мои безжалостные мысли стучат по башке также, как вода – противно.
– Заходи, – он отодвигает прозрачную дверь, закрывающую поддон для душа, и лейку.
– Кто ты такой вообще? – он говорит входи, а я, наоборот, отхожу от душевой. Он не сдвигается с места, но за мной следят его глаза.
– Марк. Твой
Я должна помыться? Типа смыть с себя грехи?
Нет, мне не верится, что всё так просто. Если, конечно, я не должна раздеваться при нём, и мыть своё обнажённое тело у него на глазах.
– Извини меня, но так нужно, – он зажимает меня руками, сцепляя пальцы в замок на моей спине, и тащит к душевой, не жалея сил, что, похоже, у него много.
Никакие уговоры не помогают, крик тоже на него не действует, я всё равно ступаю на поддон, и за мной задвигаются прозрачные двери, громко щёлкая, когда встречаются с каркасом.
Бесстрастное лицо парня, чуть вытянутее, чем хотелось бы, вдруг искажается перед моими глазами.
Холодные, леденящие капли посыпались на меня с лейки сверху. Напор воды сильный, кожа точно бы слезла с костей, когда вода начала замораживать.
Губы дрожат, как и я вся. Я отчаянно пытаюсь высвободиться отсюда, но стекло у двери чересчур толстое, чтобы быстро разбить его.
Через минуту, по ощущениям через сутки, я начала терять физическую силу от адского холода. Вода неизменно затекает в рот и уши, боль от холода нестерпимая, но не такая, от которой можно умереть.
Хочу закричать, но от попыток зубы и челюсти сводит, дёсны воспаляются, а язык перестаёт двигаться, чуть ли не онемев.
В разных частях тела возникают судороги, первые покалывания начинаются в руке, позже в ногах, и вот я падаю на колени. Не понимаю, плачу ли я, или это всё те же капли, похожие на град.
Мои внутренности превращаются в лёд, пару секунд, и они обратятся в маленькие льдинки. Уголки губ подёргиваются в нервном тике. По ощущениям лёгкие заполнились осколками.
Сжимаю губы, обнимаю себя за плечи, медленно проваливаюсь из реальности, но не перестаю ощущать боль от холода. Что вообще происходит с людьми, способными на такие поступки?
Я не сразу понимаю, что всё прекратилось и дверь открыта. Тёплые струи воздуха не могли пробраться через замёрзшую кожу и согреть меня.
Лучше сдохнуть сразу, чем оставаться здесь ещё на месяц.
Если представить длинные когти, впивающиеся в кожу, то сейчас я ощущаю именно такую боль.
У Марка излишне горячие руки. Я испугалась, когда он начал поднимать меня, что они прожгут кожу моих предплечий.
– Так
Мозги примёрзли к черепу, мыслить можно, но довольно сложно совместить слова во фразы. Я слышу Марка, но уши заложены и внутри них гудит.
– Я делаю это… – Марк вывел меня обратно в коридор и пошёл за мной. Смысла тащить меня на улицу, где солнце будет греть, уже нет. Я сама хочу поскорее туда добраться. – Не сосчитаю сколько раз.
Для него это нормально. Это его работа. Сволочные у него задания, просто отвратительные, как и он сам.
Нет в нём двух личностей, оба глаза демонстрируют его поганый характер. Одним словом —мужской.
Выводит на улицу, подводит к девочкам, продолжавшим стоять с опущенными головами. Мой пакет с вещами исчез. Я оставила его на траве.
У девочек в руках тоже нет вещей. Отобрали?
Кости перестали гудеть от холода, не могу сказать, что боль шла от кожи. Тёплый воздух вдыхаю, но он не поступает в лёгкие, они сильно замёрзли.
Я чувствую, что должна перестать трястись и показывать своё состояние, но я не робот, что может совершать всё, что в него вложено.
– Как тебе холодненькая водичка? – спрашивает молодая девушка из состава преподавателей. Мне показалось, спросила она это взволнованно.
– За непослушание. За невнимательность. За плохие оценки. За неуважение к учителям. За споры – окажетесь в душе под ледяной водой, или что похуже. Ангелина уже испробовала своё первое наказание. А если мы увидим, что вы не способны к обучению, то утилизируем, – бесстрастно сказала директриса.
От слов про утилизацию, сердце неизменно замирало, но сразу же продолжало стучать, только намного быстрее. Я часто слышала их, но привыкнуть, что жизнями так невозмутимо распоряжались, не могла.
Я только встала, как бородатый повёл девушек в дом. Я пошла за ними – медлить нельзя, иначе снова будет наказание. Я волочила ноги, я чувствую их, но ещё не так хорошо, чтобы идти быстро. Холод почти сделал меня инвалидом.
– Ангелина, – рядом со мной молодая учительница, она не отходит от меня всю дорогу к дому.
На моих щеках слёзы, но теперь я не могу выдать их за капли воды.
Не могу кусать губы из-за непрекращающейся в них дрожи. Не получается сфокусировать взгляд – большое напряжение придаёт боль в голове.
Неужели, когда-то было равноправие? И такого не происходило? Просто не верится.
Женщины-учителя лучшие из нашей страны, поэтому их мужья позволили им работать. Ну, всё это не для их жён, а для других мужчин, что смогут поблагодарить, как только им отдадут молоденьких девушек, которые умеют лишь прислуживать.