Не бракованная
Шрифт:
Четыре девушки сидели рядом друг с другом, вчитываясь в книжный текст. Марк сидел за столом вместе с нами, и слушал музыку через наушники. Доволен ли он тем, что ему приходится сидеть с нами, неизвестно. Но он начал выполнять своё наказание, отняв наше свободное время.
Когда он отворачивался, мы переглядывались с девчонками. У всех в глазах блестели слёзы. Моя грань тоже ослабевала, ещё несколько минут, и я расплачусь.
Марк необычный, он ведёт себя ответственно, но не так, как другие учителя. Две его
– Ладно, валите, – слегка осипшим голосом скомандовал Марк, и мы поторопились удалиться из светлой, пыльной библиотеки.
Я обернулась на Марка, когда он складывал наушники, заметив мой взгляд, брови парня взлетели и я отвернулась, чувствуя парадоксальное огорчение.
Одноклассницы вернулись с прогулки и рассказали, что ничего хорошего нет. За ними следили и не позволяли близко подходить к забору. Лиза сообщила, что на дом часто нападает сопротивление – люди, что против правил, законов, готовые показывать свою ненависть к требованиям принудительных браков.
Я зажглась, во мне прошёл разряд. Я хочу быть сопротивлением.
Но моё желание быстро поутихло, когда я узнала, что таких, как они, прилюдно вешают. Никто не может идти против устава.
День, ещё день. Безнадёжные мечты о будущем. Нас обучали, не давали бороться за себя. Мы пытались стать роботами, но не могли. С каждым днём мы всё больше плакали, сожалели о бывших мужьях.
Новое утро сплошное разочарование. Завтрак проходил никак всегда. Сегодня за нашим столом сидели незнакомцы. На них одинаковые чёрные костюмы, смотрящиеся на каждом по-разному, белые брюки, и такой же галстук, туго завязанный на шее.
Примерно одного возраста – двадцати лет. Я почти доела и сидела, дожидаясь приказа выйти из-за стола. На меня смотрел парень, что сидел напротив. Он ничего не ел и определённо чего-то ждал от меня. Длинные чёрные волосы до плеч, чёлка, перекрашенная в блонд, спадала на лоб. Карие светлые глаза, что с поддельной добротой осматривали меня.
Я прятала глаза, теребила волосы, дёргала ногой под столом и кусала губы, лишь бы не смотреть на незнакомца.
– Как твоё имя? – заговорил он со мной, голосом писклявой девочки.
– Ангелина.
Я отпила яблочный сок и прокашлялась, чуть не подавившись.
– Ты уже чувствуешь себя женой?
Может, они проверяющие? Ведь каждый парень задавал этот вопрос другим девушкам. Все отвечали: да, готова, чувствую.
Я молчала, потом пожала плечами, и в его взгляде мигом смылась доброта.
– Она, – он встал, показал на меня пальцем.
Одна стороны губы Марка приподнялась.
– Не удивлён, – произнёс он, без явных эмоций.
Наказание?
Взгляд
Стул упал, когда я встала. Тишина разорвалась громким гулом, и некоторые вздрогнули.
Я смотрю на дверь из столовой, сердце заметалось, оно надеялось, что сможет сбежать, если не смогу я.
Но я попытаюсь.
Сорваться с места было самое простое, а не упасть на трясущихся ногах сложнее. Я понимала, что, если сейчас не выбегу на улицу и не найду выход с территории школы, мне не жить.
– Марк, держи её, – голос директрисы вломился в мозг, за ним хлюпанья резиновой подошвы с кроссовок Марка, преследующего меня.
Ступеньки меня замедляют, невысокие каблуки стучат громко, как и сердце. Должна бежать, в противном случае смерть, или что хуже – пытки за мой поступок.
Способна ли я бежать быстрее? Нет, потому что я поскальзываюсь на ступеньки, что на первом этаже и, размахивая руками, пытаясь схватиться за воздух, падаю на спину и забываю, как кислород до этого поступал в меня.
Марк подбегает, его взгляд взволнован, я точно могу сказать, что он испытывает за меня переживание.
Он на корточках рядом со мной, я слежу за чёрными точками перед глазами, разрываясь в боли по всему телу.
– Что ты наделала? Дура, – закричал он, начиная аккуратно поднимать меня с пола и усаживать на ступеньку.
Хочу сказать ему, почему я так сделала, но говорить не могу, для этого нужно вдохнуть побольше воздуха. Да и сам должен понимать – зачем.
– Я мог бы посчитать твоим наказанием, твою боль. Но не могу.
Марк садится рядом со мной. Он не дышит тяжело, немного пробежаться для него ничего не значит.
– Я не могу так жить, – прохрипела я и сразу почувствовала на руках мокрые капли. Я заплакала, и от боли, и от обиды, и от самого главного – от страха.
– Так говорит каждая. Льёт слёзы, которые терпеть не могут мужчины, и потом счастливо выходит замуж.
– Или умирает, если не может перестать плакать?
– Ты глупая, но бываешь и умной. За тобой следят больше, чем за другими. В тебе много возражений по поводу наших методов. Задумайся.
Марк потихоньку поднял меня и повёл в мою комнату. Я думала, что он может быть добрым, но, зайдя в комнату, потирая пальцами места, что сильнее всего болели, я осознала, как ошиблась.
Парень вытянул из-под моей кровати верёвку и посмотрел на меня.
– Ложись на кровать.
– В смысле? – я громко пискнула, парня перекосило.
– Ложись на кровать, – отрешённо повторил он.
Марк поглаживал толстую, плетёную верёвку. От сильного сердцебиения мозг переставал работать. Кажется, я снова готова сбежать. Но выход закрывает парень, смотрящий то на меня, то на кровать.