Не будь дурой, детка!

Козырь Фаина

— Ну хватит, Ром! — Горянова расстроенно засопела в трубку. — Не делай меня виноватой! Просто я никому не хочу быть должной…

— Ой — ё! И кто ж тебя такую уродил — то? — на том конце громко вздохнули. — Горянова, человеческие отношения вообще — то и строятся на долгах: денежных и моральных. Без этого нет привязки людей друг к другу… Хотя… что я тебя, дубина стоеросовая, учу?! Ведь бесполезно же… Бывай!

Даринке почему — то сейчас вспомнился этот разговор. Они с Савеловым быстро тогда помирились, но суть его обиды она поняла гораздо позже, когда научилась с искренней благодарностью принимать чужую любовь, заботу и — дорогие подарки. Горянова за

эти полгода в Воронеже научилась не только отдавать, но и брать… Даринка улыбнулась, сидя в зале ожидания аэропорта, вспоминая, как получила на День рождения коробочку от тетушки Ануш с дорогими армянскими серьгами, напоминавшими солнце. Как металась в немедленном желании компенсировать ей расходы, как армянская мама обиженно поджала губы и впервые обозвала ее на своем родном языке неблагодарной, как кричала:

— Ду ват нес!**

Как потом Даринка неожиданно для себя плакала, прося прощение за черствость. И тетушка Ануш, царственно снизойдя до ее старательного раскаяния, тоже просила прощения, потому как погорячилась… Серьги надолго перекочевали в Даринкины уши, и надо было признать, что они необыкновенно ей шли.

А все споры теперь решались просто:

— Ари гнанк хац утелу!*** — говорила пожилая армянка, и Горянова понимала, что ей не светит победить в разумном споре с железными доводами, ибо тетушка Ануш уже все решила за нее.

Объявили регистрацию, и Горянова, подхватив сумочку, побежала к стойке. Полет прошел нормально, самолетик почти не трясло, и девушка, проспав большую часть времени, приземлилась спокойно и счастливо. В сообщении, которое она получила сразу по прилету, секретарь Самвела Тимуровича написала об изменениях в расписании их встречи, перенеся ее с десяти на два часа дня в ненавистную когда — то Злата Прагу, сегодня вызвавшую лишь невеселую улыбку. Время лечит…

Могло показаться, что Даринка не была в родном городе полгода. Но по сути так и было. Она приезжала по субботам, находя попутчиков через сайт, никогда не заходила домой, а сразу ехала в ресторан, там же решала все вопросы, отправляясь тут же обратно, чтобы иметь возможность выспаться в дороге, оставляя половину воскресного дня для себя. Поэтому сейчас, в это летнее утро, Горянова с особой радостью впитывала всей своей душой неповторимую ауру любимого уездного городка. Как же здесь было хорошо! Зелено, свежо, радостно! Она уже и позабыла.

Такси высадило девушку около продуктового магазина, и Даринка, наспех купившая чай, сахар и кое — что к завтраку, неспешно пошла домой. Сердечко ее стучало ровно, ничем не выдавая волнение. Милый двор, приветственные кивки немногочисленных знакомых, разрисованный чьей — то корявой подростковой рукой лифт и крупно процарапанное на стене напротив ее квартиры слово «сука».

— Вот теперь я точно дома! — усмехнулась Горянова.

Затхлый запах пустовавшего пространства ударил в нос, как только дверной замок открылся. Даринка поморщилась и так, как была, не разуваясь, пробежала, чтобы открыть настежь все окна, впуская летние чистые запахи. Оглядываясь, она не узнавала своей квартиры. Всегда казавшаяся ей стильной, дорогой, теперь она производила неприятное впечатление чего — то стерильного, выхолощенного, одноцветного. Остро не хватало армянских колоритов тетушки Ануш, вышитых салфеток, маленьких ковриков, подушечек, цветов на подоконнике…

— Вернусь из Воронежа, куплю гераньку! — решила Горянова и поспешила в душ.

Время в родном городе тянулось невероятно медленно. Даринка уже и переоделась (потому

что в ресторан в джинсах не пускали), и телевизор посмотрела, и даже новости во всех социальных сетях прочитала и, что вообще уже выходило за рамки, написала бывшим одноклассникам и коллегам пару — тройку сообщений, а времени еще было навалом.

— В Гродинку что — ли завалиться? — мелькнула мысль, принесшая сразу какое — то странное удовольствие. — Мазохистка! — поняла про себя нехитрую истину Горянова и, с невероятным удовольствием подхватив маленькую сумочку по случаю, уже, громко цокая каблуками по полу, летела вниз, чтобы открыть свою бедненькую, полгода одиноко стоящую машинку.

Выруливая из двора, Горянова вдруг подумала, что вот так заявиться в офис после столь долгого отсутствия с пустыми руками будет верхом неприличия и тут же зарулила по дороге в торговый центр. Даринка уже хотела схватить стандартный офисный набор — колбасу, конфеты и шампанское, как явственно увидела перед глазами суровое лицо тетушки Ануш, которая, качая головой, расстроенно говорила:

— Ииииии! Есть надо хорошо!

— Да где же я тебе здесь долму найду?! — буркнула Горянова себе под нос, изумляясь внутреннему диалогу, но послушно вернула на полки взятое непотребство и побежала вниз, где известная фирма крутила роллы.

— Свеженькое, полезное, — решила Даринка, таким способом успокоив разбушевавшуюся армянскую совесть.

Набрав три разных сета и заменив газировку на домашний лимонад, Горянова, нагруженная пакетами и невероятно довольная, уже бежала к лифту, как вдруг в витрине магазина бытовой техники увидела её — хлебопечку. Запах пирогов Веры Григорьевны ударил в нос, вспомнились натруженные узловатые руки и теплый мягкий взгляд пожилой женщины…

— Да что со мной… — но Горянова уже влетала в магазин, заявляя с порога: — заверните самую лучшую, что у вас есть, но самую понятную в работе.

Она уже знала, на что потратит вечер. Она поедет повидаться с Верой Григорьевной!

ГродинКа работала в обычном режиме. Даринку встретили бурными криками, которые в большей степени относились не к ее драгоценной персоне, а к тем вкусно пахнущим пакетам, что она держала в руках.

— Меркантильные вы люди! — сияла улыбкой Даринка, наблюдая, с каким азартом народ, сдвигая бумаги, раскладывает яства на столе и бежит к кулеру за одноразовыми стаканчиками, чтобы потом кружки не мыть.

Олька Завирко, плотоядно облизываясь, доставала из стола свою заветную вилку (она так и не научилась есть палочками).

— Народ! Давай скорее выпьем, — подгонял всех Маркелов, — а то сейчас начальство набежит, и нам ничего не останется! Начальство — то у нас прожорливое…

— Горянова, — набивая рот едой, утверждала Ирка Шапутко, — нам тебя здорово не хватало. Без тебя прям тоска! Савелов вон грустный ходит…

— Ага! — фыркнула Завирко, — прям действительно ходит, наш ходок! Так грустил, что сам курицу себе привел!

— В смысле? — уточнила Даринка, потянувшись за запеченным ролльчиком с угрём.

— В том самом! Зайку себе в курятнике завел! — заржал Маркелов

— Да ладно! Он же не никогда смешивал работу с удовольствиями, — удивилась Даринка.

— Не смешивал… — многозначительно повторила Завирко. — Ты только за порог, а он того! Курицу притащил и зайкой сделал!

— Мичурин, блин!

— Какой Мичурин! Тот по ягодкам был, а эксперименты над животными у нас профессор Преображенский занимался, — вмешалась Ирка, — тот из собаки человека скальпелем сделал…