Не буди лихо
Шрифт:
Утром Эмма Латур надела одно из самых своих лучших платьев, тщательно подвела глаза, накрасила губы, но потом решительно стерла краску и лишь припудрила нос. Чемесов был занят, и она послушно присела на скамью возле его кабинета, с отвращением осматриваясь по сторонам. Заметив, что на нее тоже откровенно пялятся многочисленные посетители, она занервничала, но лишь вздернула подбородок.
Напротив нее сидели двое крупных мужчин в форме тюремных охранников, из чего Эмма заключила, что к Циклопу привели кого-то на допрос. Они просидели уже с полчаса, когда за дверью внезапно послышался треск ломающейся мебели
Эмма поднялась и, помедлив, все же постучала в кабинет Циклопа. Из-за нее донесся невнятный рык, но француженка лишь усмехнулась — у нее было средство, способное превратить этого разъяренного зверя в безобидного плюшевого мишку.
Чемесов стоял над обломками стула, валявшимися посреди комнаты, и уголком носового платка промакивал кровь, сочившуюся из рассеченной губы. Рука его при этом заметно дрожала.
— Эмма! Вы пришли не в лучшее время!
Мадам Латур удивленно разглядывала Циклопа. Он изменился разительно. Нездоровая бледность покрывала лицо, единственный глаз покраснел, как у человека, который уже давно недосыпал, сильно отросшая шевелюра растрепалась, привнося в его внешность что-то буйное. Он был худ, болен душой и несчастен.
— Да, любовь зла, а несчастная тем более, — пробормотала она по-французски, но Иван понял, и гнев мелькнул в его взгляде.
— Ш-ш-ш, — проговорила Эмма, выставляя перед собой руки. — Не сердитесь на меня, Иван Димитриевич. Просто я слишком удивлена…
— Что вы хотели, мадам Латур? Кто-то из девочек попал в беду, или опять донимает околоточный?
— Нет. Я пришла узнать цену.
— Цену? — не понимая, переспросил Иван.
— У меня есть кое-что, что я хотела бы продать вам, но сначала хочу знать, сколько смогу за нее получить.
— За нее?
Эмма прикусила губу.
— Я имела в виду информацию.
— Вот как?
— Да. Предположим, некто принес бы вам новости об одной молодой даме, которую вы, как мне сказали, очень ищете…
— Я бы спросил, почему он торгует тем, что должен отдать так?
— Потому что его жизнь такова…
— Эмма!
— Что ж… Теперь я и сама вижу, что нельзя продать то, что не имеет цены. Только я не уверена…
— Эмма!!
— Она боится. Отказалась назвать свое имя, но просила спрятать. Говорит, что если ее найдут, пострадает кто-то из близких ей людей. И потом у нее жар… Пообещайте мне, что если это не ваша графиня, вы просто уйдете и навсегда забудете, что видели ее в моем доме.
— И вы поверите мне?
— Да, — не колеблясь, подтвердила мадам Латур.
Дорогой Иван всеми силами уговаривал себя не начинать надеяться, но глупое сердце билось о ребра, как птица о прутья клетки. Сегодняшний допрос Орлова, окончившийся банальной дракой, доказал, что нервы его уже не выдерживают напряжения. Теперь мерзавец может торжествовать. У полиции как не было, так и нет весомых доказательств против него, зато он сам может с полным правом жаловаться на грубость со стороны следователя. И тогда Ивана по головке не погладят. А еще арест
— Эмма… Эта женщина… Как она попала к вам?
— Мы нашли ее у себя на пороге, в одной сорочке и каком-то старом пальтишке, больную и несчастную. Приютили. А на следующую ночь — облава.
— Почему же ее не нашли?
— Я спрятала ее, — француженка смущенно улыбнулась.
— Она серьезно больна?
— Скорее всего просто сильная простуда. Хотя, кто знает? Врача мы не приглашали.
— Она…
— Сероглазая блондинка. Тоненькая и изящная. У нее маленькая, но приметная родинка на правой груди…
Внезапно мадам увидела, что сыщик смутился.
— Так вы…
— Наши отношения с госпожой Орловой, что бы ни болтали все эти бездельники, носят совершенно иной характер.
— Угу, — Эмма склонила голову, пряча улыбку.
Они вошли в дом через черный ход и сразу поднялись по лестнице на третий этаж в покои хозяйки. Мадам Латур подошла к дверям будуара и, приотворив их, заглянула внутрь, а потом приложила палец к губам и поманила к себе Чемесова. Невольно сдерживая дыхание, Иван склонился к неширокой щели между створками двери и заглянул в соседнюю комнату.
Сначала он увидел разобранную постель — она была пуста. Взгляд его метнулся, но вдруг замер… Александра сидела в большом кресле у окна, подтянув к себе ноги и склонив голову на обтянутые сорочкой колени. Ее немигающий взгляд был обращен то ли на снегопад — быть может, последний в этом году, то ли внутрь себя.
Эмма нетерпеливо дернула Чемесова за рукав, но когда он повернулся, спрашивать уже ничего не требовалось — таким немыслимым ликованием светилось его лицо. Иван отстранил ее и, распахнув дверь, устремился к Александре. Та обернулась, ахнула, спрыгнула на пол, покачнулась и неловко замерла в его объятиях. Он держал ее крепко и бережно, одной рукой обхватив плечи, а другой прижимая к своей груди растрепанную русую голову.
— Сашенька!
— Мне… мне дурно.
— О господи! — Иван подхватил ее на руки и, в два шага преодолев расстояние до кровати, опустил ее поверх одеяла.
Испуг и радость боролись в ее взгляде. Чемесов дрожащими пальцами погладил ее по щеке.
— Вам больше нечего бояться. Орлов арестован.
— Он… Я…
— К сожалению, у меня мало что есть против него, но с вашей помощью… Простите, Александра Павловна, — Чемесов сглотнул и бросился вперед очертя голову. — У меня есть и еще одна новость. Дело в том, что я… В общем Миша во всем сознался. Только не волнуйтесь! Я пригласил к нему лучшего адвоката страны! Я уверен, ваш брат получит самый мягкий приговор, какой только будет возможно. Я приложу все усилия… — он замолк, удивленный ее выражением лица.
— Он признался сам?
— Да. Я считаю, что все произошло именно так.
— Я не понимаю…
— Ну, дело в том, что я узнал об этом чуть раньше… Когда был арестован Илья Парилин, его сестра, желая защитить его, многое рассказала. В том числе и то, что он видел, как Миша стрелял в вашего мужа.
— Так это Илья Аркадьевич писал те письма…
— Да. Но потом Миша заговорил об убийстве сам. Не плачьте, ну не плачьте же, мне больно видеть ваши слезы. Вот увидите, его не накажут слишком строго.