Не было бы счастья
Шрифт:
Вся компания еще некоторое время бродила, слушая объяснения Наташи, на каком участке соседи живут постоянно, а куда наезжают только по выходным, где есть собаки, часто ли по поселку бродят посторонние и тому подобное.
Когда уже почти стемнело, Одиноков и Андрей Васильевич согласно решили, что место в целом хорошее, Саша с Витей вполне справятся, и, проверив, что сотовые телефоны у остающихся в полном порядке, наконец позволили Наташе увезти их в город. Витя загнал оставшуюся «Газель» на участок, и они с Сашей умудрились накрыть ее чехлом таким образом, что машина напоминала теперь большую навозную кучу, прикрытую брезентом. Ярослав с Ларисой, от помощи которых охранники отказались, с большим интересом наблюдали
Герман Александрович, ворча что-то про легкий ужин, зашел в дом. Через минуту он появился в дверях и странным голосом позвал:
— Славик! Иди сюда, я думаю тебе будет интересно.
— Что такое? — Ярослав заторопился к отцу.
Заходил он в комнату, когда только приехали, — заносил вещи — и ничего особенно интересного не заметил. Мыши, что ли, из щелей повылезали? Ярослав взглянул на Ларису, которая шла рядом, держа его за руку. Интересно, она мышей боится? Вот сейчас и узнаем.
Он прошел вслед за отцом через небольшой коридорчик и остановился на пороге комнаты.
— А?! — с заметной гордостью спросил Герман Александрович.
— Да, круто! Я бы так не сумел, пожалуй…
Единственная комната, большая и довольно скудно обставленная, показалась Ярославу просторной, когда он был здесь в прошлый раз. Овальный, когда-то полированный, а теперь облезлый стол у окна, три односпальные кровати, небрежно убранные, разложенная раскладушка, на которой горкой лежало несколько сложенных одеял без пододеяльников, мягкий, с грязным сиденьем, стул, две деревянные, крашенные темно-синей краской табуретки и фантастических размеров сундук — вот и вся меблировка. Естественно, свободного места при этом оставалось более чем достаточно. Такой эта комната Ярославу запомнилась, но сейчас…
Лариса успела разобрать одну из сумок с продуктами, завалив стол пакетами с макаронами, рисом, гречкой и горохом. Геометрический центр комнаты отмечали на полу рюкзаки Саши и Вити, рядом лежала их большая сумка. Свою одежду Лариса вытряхнула на одну из кроватей, причем какие-то кофточки успели переползти и занять еще и стул. На второй кровати лежал большой пластиковый пакет, из которого торчали длинные спицы и выкатилось несколько клубков. Чемодан, который собрал для себя аккуратный Герман Александрович, занял стратегически важное положение, перегораживая подходы к столу. Чуть в стороне скромно стояла сумка Ярослава. Его же кейс, с теми материалами, которые он после недолгого раздумья все-таки решил захватить с собой, важно занял последнюю свободную кровать. Сумка с хлебом, печеньем и конфетами стояла, опираясь на ножку одной из табуреток, а вторая, набитая консервами, опрокинулась, и жестяные банки раскатились по полу, занимая оставшееся свободное место. И над всем этим бедламом, поставленные, чтобы быть повыше, на пачку быстрорастворимого сахара-рафинада, в стеклянной банке с криво налепленной этикеткой «Икра кабачковая» и заполняя, несмотря на открытое окно, комнату нестерпимой вонью, парили темно-синие прекрасные ирисы.
— А что такое? — пропихнула Ярослава вперед и тоже вошла Лариса. — Ну… я немножко не до конца вещи разобрала, но все пошли с Наташей…
— Ларка, да если я нарисую картину… Нет, не смогу, это же нужно быть гениальным художником! Черт, даже жалко убираться, разрушать такую композицию.
— Это ты так издеваешься? — с подозрением спросила Лариса и, бочком протиснувшись мимо него, начала собирать консервные банки с пола.
— Что ты! Я действительно в восторге. — Он присоединился к ней. — Тебе тоже надо попробовать силы в дизайне, способности у тебя есть, я гарантирую.
— Ларочка, — Герман Александрович добрался до своего чемодана и запихнул его под ту кровать, где лежал кейс Ярослава, — а нам обязательно жить в одной комнате с этими цветочками? Я, честно говоря, не очень уверен…
— Вот
Все обернулись. В дверях, зажимая носы, стояли охранники.
— Мужчины! — горько вздохнула Лариса. — Нет у вас никакого чувства прекрасного. Ну попахивает немножко… да ладно, ладно, я же и не спорю. Сейчас унесу на улицу.
Порядок в комнате пять пар рук навели довольно быстро. Вопрос, каким образом поделить четыре спальных места на пятерых взрослых людей, разрешили Саша с Витей, объяснив, что им хватит одной раскладушки на двоих.
— Нам все равно дежурить, вполглаза спать, — пояснил более разговорчивый Саша.
Ярослав, повздыхав, отказался от мысли сдвинуть две койки вместе. Полученная таким образом двуспальная кровать все равно не имела практического смысла в единственной комнате, при том что на расстоянии вытянутой руки будет спать отец. Да и дремлющие «вполглаза» охранники не добавляли ему энтузиазма.
Лариса, достав из сундука постельное белье, двинулась было к раскладушке, но Витя молча отобрал у нее простыни и наволочки и сам занялся устройством постели.
— Вы же в армии не служили, — добродушно объяснил немного ошарашенной женщине улыбающийся Саша, — вы не сможете правильно сделать.
Как ни хотелось Ларисе обидеться на такое нахальство, увидев результат Витиной работы, она вынуждена была признать, что «правильно» у нее действительно не получилось бы. Свое мнение, что вся эта идеальная четкость не имеет смысла, поскольку будет безнадежно смята не более чем через полчаса, Лариса мудро оставила при себе.
Герман Александрович, пока бродили с Наташей по участку, заручился ее разрешением рвать все, что ему понравится, так что чай он заварил уже с добавлением смородинового листа, мяты и еще каких-то пахучих травок. К чаю он наделал бутербродов с сыром и колбасой, заявив, что для ужина этого будет достаточно.
Когда все наелись, Саша с Витей коротко посовещались в уголке (Ларисе показалось, что они просто посчитались детской считалкой «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»), после чего Саша взял шезлонг и вышел на улицу, а Витя, за тридцать секунд раздевшись и аккуратно сложив свою одежду стопочкой на табурет, поставленный в изголовье раскладушки, нырнул под одеяло, сказал в пространство густым басом: «Спокойной ночи» — и захрапел.
Потянулись невыносимо долгие дни. Саше с Витей было еще хорошо, они работали — наблюдали за всеми проходящими мимо забора дачниками, не замышляют ли те что-либо недоброе, шастали по очереди по кустам, вплотную подходящим к участку, вели по какому-то сложному графику ночные дежурства. Однажды шуганули с соседнего участка бомжей, польстившихся на прибитый к стенке сарая алюминиевый умывальник и дырявый цинковый тазик, чем заслужили благодарность соседки и здоровенный пучок укропа, до которого Витя оказался большим охотником. По крайней мере Натальины хилые посадки этой травки он незаметно для себя сжевал в первые же два дня.
Герман Александрович взял на себя обязанности повара, изредка привлекая себе в помощницы Ларису, в основной для составления дневного меню. В свободное от кухонных дел время он с неторопливой тщательностью приводил в порядок десяток коротких грядок цветущей клубники, обнаруженных в густых зарослях травы.
Лариса с упорством маньяка вязала огромное, очень сложного рисунка, пестрое покрывало. В сад она выходила только затем, чтобы поискать распустившиеся цветы или сорвать и пожевать крохотные, только завязавшиеся ягодки смородины и крыжовника. Ярослав, каждый раз когда заставал ее за этим занятием, сердился и кричал, пугая дизентерией и расстройством желудка. Лариса не спорила, уходила обратно в домик, но через некоторое время повторяла вылазку. Сцена «изгнание из сада» повторялась по нескольку раз в день, являясь едва ли не единственным развлечением для всех остальных.