Не было ни гроша, да вдруг алтын
Шрифт:
Елеся. А вдруг от слова-то станется!
Мигачева. Что еще с тобой станется, погубитель?
Елеся. Прочитаете в «Полицейских ведомостях».
Мигачева. Отвяжись ты с своими ведомостями! Провались ты и с ведомостями вместе! Не расстроивай ты меня больше! И так мне слез своих не проплакать. Вот тебе и счастье! Словно во сне видела. У, варвар! (Уходит.)
Выходит Петрович.
Явление
Елеся и Петрович.
Елеся. Петрович, погибаю.
Петрович. Опять?
Елеся. Еще хуже.
Петрович. Иль уголовщина?
Елеся. Она самая. Фетинью Мироновну окрасил.
Петрович. Каким колером?
Елеся. Да все одно.
Петрович. Нет, брат, разница.
Елеся. Сажей, друг.
Петрович. Худо!
Елеся. Голландской.
Петрович. Еще хуже. Ну, плохо твое дело! Ты бы лучше в какую-нибудь другую.
Елеся. Почему так, скажи, братец?
Петрович. Тут вот какой крючок! Окрась ты ее в зеленую или в синюю: можно сказать, что без умыслу. А сажа! Что такое сажа? Ее и в лавках-то не для краски, а больше для насмешки держат. Тут умысел твой видимый.
Елеся. Ответ велик?
Петрович. Велик. Что муж в гильдию платит, так за жену вдвое заплатишь, а кабы дочь окрасил, так вчетверо.
Елеся. Прощай, друг! Не скоро увидимся.
Петрович. Куда ты?
Елеся. Скитаться. (Убегает.)
Петрович входит в лавку. Из дома выходят Анна и Настя.
Явление шестое
Анна, Настя, потом Баклушин.
Анна. Он теперь, того гляди, придет, коль не обманет. Помни все, что я тебе говорила. Так прямо ему и режь. Об чем ты, дурочка, плачешь? Ведь уж все равно, долго он ходить к тебе не станет, скорехонько ему надоест, сам он тебя бросит. Тогда хуже заплачешь, да еще слава дурная пойдет. А тебе славу свою надо беречь, у тебя только ведь и богатства-то. Вон он, кажется, идет. Смотри же, будь поумнее! Богатым девушкам можно быть глупыми, а бедной девушке ума терять нельзя, а то пропадешь. (Уходит.)
Входит Баклушин.
Баклушин.
Настя. Ах, это вы!
Баклушин. Да, я. Видите, как я держу слово.
Настя. Напрасно беспокоились. У вас, должно быть, времени некуда девать.
Баклушин. Чтоб видеть вас, я всегда найду время.
Настя. Неужели? А лучше бы вы не ходили, оставили меня в покое.
Баклушин. Что так? Что с вами?
Настя. Мне некогда занимать вас разговорами; я бедная девушка, мне нужно работать. Вы такой щеголь, вы любите одеваться хорошо, а хотите, чтоб я встречала вас в этом платье и не стыдилась! За что вы меня мучите? С меня довольно и того, что я каждый день плачу, когда надеваю это рубище. Вы одеты вон как хорошо, а я – на что это похоже.
Баклушин. Ах, какое вы бедное существо!
Настя. Ну, вот бедная, так мне и нечего разговаривать с вами, а надо работать.
Баклушин. Ну, одну минуточку.
Настя. Да что минуточку! Вот мне завтра опять идти в город, у купцов просить.
Баклушин. Что вы, что вы! Послушайте! Вам нельзя оставаться в этом положении.
Настя. Я знаю, что нельзя; я и не останусь.
Баклушин. Как же вы поступить хотите?
Настя. Да вам что за дело. Вот были давеча деньги, истратила вот задаром…
Баклушин. Вы меня пугаете.
Настя. Хоть бы какие-нибудь деньжонки, а то ничего! Как это! Ни платья, ничего…
Баклушин. Мне страшно за вас. Вы в опасности.
Настя. Ну, что ж такое! Туда мне и дорога. Никому меня не жалко; никто меня не любит. Как это, ни башмаков, ничего…
Баклушин. Как бы мне хотелось помочь вам!
Настя. Ну, так что ж, за чем же дело стало?
Баклушин. Но как помочь, как?
Настя. Дайте мне тысячу рублей ассигнациями.
Баклушин. Не меньше?
Настя. Не меньше. Мне так нужно.
Баклушин. Но отчего же непременно тысячу, отчего не больше? Вам это слово нечаянно попало на язык, вот вы и говорите.
Настя. Вы думаете? Как же! Нет, нет, уж я знаю. Вот если не дадите тысячу рублей, ну, и…
Баклушин. Ну, и что же?
Настя. Ну, и разговаривать вам со мной, и видеть меня нельзя.