Не дать воде пролиться из опрокинутого кувшина
Шрифт:
"Бог более чем велик!"
Услыхав мои слова, тётя промолвила: "Клянусь Богом, если б тебе сказали, что явился Моисей, отпрыск Авраама, ты б не был так возбуждён, как сейчас!"
Ответил ей: "О тётя, ты права: прибывший к нам человек на самом деле брат Моисея и следует по его стопам, а также прислан с Писанием".
Она спросила: "О племянник, он ли есть тот пророк, о приходе которого нам говорили, что он явится?"
"Да", - ответил.
"Что ж, - заметила, - тогда мне понятно твоё возбуждение".
Вскоре
"О пророк Божий, я не верю в искренность евреев, прошу встретиться с моей общиной и спросить, что они обо мне думают, а потом я сообщу им о своём переходе в ислам". Так и поступил посланник Бога, вскоре собрав у себя еврейскую общину, чтобы поговорить с ними о мире и союзе. Много вопросов задали они ему, а потом он спросил их:
"Что за человек Абдулла бин Салама?"
"Он наш вождь и сын нашего вождя, - ответили они, - наш раввин и учёный муж". И тут появился ,- предстал перед ними и сказал:
"О евреи! Если искренни в вашем суждении обо мне, послушайте, что вам скажу: человек, с которым вы говорите, - посланец Бога единого! Вы найдёте о нём в Торе! Я свидетельствую, что он - истинный пророк! Я верю в него! Объявляю его правым и призываю вас признать его посланником Всевышнего Бога нашего!" О, что тут началось: "Ты лжёшь! Ты изменник, лицемер и предатель!" - кричали мне, забыв, что обо мне говорили.
"Ну вот, - сказал я тогда посланнику Бога, - разве я не говорил тебе, что они люди неискренние, клеветники?!" И тотчас объявил общине, что я и вся моя семья перешли в ислам. Моя тётя Халида, уважаемая в общине, тоже перешла в ислам, и это было важно, посеяло сомнение в общине: может, подумали, бин Салама прав?
...Мухаммед дал волю верблюду направить стопы по своему усмотрению, тот остановился в долине вади Рануна, краю бану-салим. Здесь Мухаммед совершил по пути в Йатриб первое пятничное моление, а потом с высокого сиденья, к которому вели две ступени, произнёс первую свою проповедь, или хутбу, обращённую к народу.
Да, первая моя хутба!
Но разве мекканские обращения не хутба?
То было повеление свыше, когда уста повторяют ниспосланное: явился некто, избранный Богом, но не явлено с ним чудо. Чудо - слово? Но произнёс улетело. И не зерно, чтоб стало видимым, лишь дуновение. И оно не приемлется. А здесь - внутренняя потребность выговориться. Но о чём, как не о призыве к щедрости и благорасположению?
(52) Ниже следовал, - заявляет Ибн Гасан, - иронический комментарий безымянного учёного мужа: Призыв Мухаммеда к щедрости и благорасположению был как нельзя кстати, единственно возможный и самозащитный в тяжкие его дни, когда порвал со своим племенем, покинул родной город.
А единобожие воспринимается как измена роду. Призыв примкнуть к чужим чуждым!
–
Но разве Бог не един и для них, и для тебя?
Мне Бог открыл новое единобожие, ибо прежнее, чистое и незамутнённое, искажено! Потому обратил Свой лик к отверженным - ничем не примечательным для иудеев, христиан, Бизанса и Персии арабам, а средь арабов - к самым незаметным, хашимитам!
И обрёк того, кто о том возглашатайствует, потворяя ниспосланные откровения, на скитания?
Ему виднее!
А для тебя - неизвестность.
Но пора произнесть хутбу: И кто может оградить свой лик от жаркого огня геенны хотя бы половинкой финика - да сделает так!
А не найдёт ничего, да спасётся добрым словом, воздастся за него вознаграждение наипрекраснейшее от десятикратного до семисот раз!
Свернув с дороги к виднеющемуся поодаль оазису, верблюд, коему доверился Мухаммед, вывел к поселению бану-наджар, родственникам хашимитов по женской линии; здесь закладывается мечеть. На подступах к городу предводитель отряда, дабы придать торжественность шествию, выразил желание, чтобы Мухаммед входил в город со знаменем.
– Но где его взять?
– спросил Абу-Бакр. Тот развернул свою зелёную чалму и прикрепил ее к острию копья:
– Вот оно!..
– сказал, понеся знамя впереди, и зелёный цвет чалмы стал отныне цветом ислама.
Вот если бы тогда всё это расссказать Ибрагиму!
Но разве то случилось после, не привиделось на небе
Ибрагима: равнодушные верблюды, жар песка, погоня?
И девочка-иудейка? И её отец ибн Салама?
Сказал праотец: "Гляди, они - из веры моей, не забудь, о
чём с тобою говорили!" *
______________
* Видно, что вырван лист, но так аккуратно, что сразу и не заметишь. Дан всего лишь фрагмент текста, по всей видимости, разговор Мухаммеда. Но с кем?
– ...Ты хочешь знать, сколь долог твой выбор? Но нуждается ли в совете имеющий чуткий слух, проницательные глаза, рассудительное сердце? Вера укореняется в душе! Ты искал, но не стяжал. Кружил, но не сыскал. Ткал, но оборвана нить. Причёсывал волосы, но растрепал бороду.
– А исчезнет ли когда почему? Унесётся ли ветром как быть? Окажется ли погребённой под песками что делать?
– Твои сомнения и робость похвальны! Однако первое разъедает душу. Второе ослабляет волю. А третье... Ты не преодолел собственной неуверенности, оттого тебя могут подстеречь новые разочарования и поражения. У тебя острый ум, и ты поймёшь из сказанного мной, какие приверженцы нужны исламу.
(53) Ибн Гасан высказывает предположение: Не является ли это отрывком из обширной беседы Мухаммеда то ли по пути в Йатриб, то ли в Кубе или самом Йатрибе с неким бин Салама, о чём пишет Ибн...
– имя стёрто, угадывается лишь фа и отчётливы мим с и, но между ними то ли х, и можно прочесть Фахми, Разумный, Понятливый, то ли h - Фаhми, Величественный, Грандиозный [очевидно, речь об Ибн Исхаке, одном из первых биографов Мухаммеда. В полном виде текст беседы отыскался позже, в бумагах... самого Ибн Гасана и приводится здесь].