Не дай мне упасть

Владимир Владимирович

– Не Лилит нынче мне хозяйка. Ты это понял, вижу я. Так слушай. Хозяин мой для Лилит - враг. Но и тебе не друг нисколько.

– Знаешь, я заметил, когда в меня стрелял ваш араб.

– Ясфир на нас работал, это правда. Его заданием был страх. Страх посеять должен был он в вашем городе с языческим названьем.

– Зачем?

– Чтоб сообщенье нового владыки передать.

– Сообщение? Какое именно сообщение? Не требования же самих клоунов в камуфляже?

– Конечно, нет, их даже не смешно рассматривать как цельные фигуры. Они рабочий скот, как выразился бы Аслан. Его ты должен знать. Так вот, сказать то слово, что хотел, хозяин мой не смог.

Из-за тебя. Его ты этим сильно интригуешь.

– Я польщен, - фыркнул Сэм, выпуская дым ноздрями.

– Он очень хочет встретиться с тобой.

– Вот как.

– И именно с тобой. Ведь он узнал, откуда ты пришел.

– Не от тебя ли, краснокожий мой?

– И от меня, в числе других.

– Так что дальше-то?

Фауст легонько пристукнул тростью о пол. Он требовал внимания.

– Он хочет встречи.

– Со мной?
– Сэм вынул изо рта сигару и очертил в воздухе красноватый круг тлеющим кончиком.
– Так чего он не прислал записку с сердечками и букет роз? Я не просил стриптизера в костюме Дракулы!

Итальянец в плаще поперхнулся плавно журчащей речью и посмотрел на Ватанабэ почти злобно. Но выхода эмоциям он не дал и, кашлянув, продолжил.

– Но встреча предлагается не сразу. Он выбор дать тебе решил.

– Как это мило с его стороны. А кстати, зовут то таинственного "его" как?
– Сэм стряхнул с сигареты пепел, прямо на ковер под ногами.

– Узнаешь. В свое время. Сейчас мы речь о выборе ведем.

– Я слушаю.

– Расследование ты свое закончишь, и успешно, - Фауст вновь пристукнул тростью о пол.
– Я информацию тебе отдам. Но прежде предлагает мой хозяин испытанье.

– У него что, замашки злого гения?

– Он любит поиграть. Но слушай дальше. Ты можешь отказаться от игры. Всего лишь "нет" скажи мне в этот миг, и мы расстанемся с тобой.

– Э-э-э...
– Сэм задумчиво почесал макушку.
– А ты не подумал, что как-то уже не получится?

– На это был его расчет, - кивнул Фауст.
– Согласие твое лишь укрепит возможность все сведения уж точно получить.

– Какой-то он у тебя нелогичный, - Ватанабэ пожевал губы.
– Мне он даже нравится. Забавный такой.

– Так ты согласен сделку заключить?

– Согласен, а чего?
– Сэм антисанитарно и опасно выплюнул сигарету на ковер и положил руки на подлокотники кресла.
– В чем подвох?

– Он хочет уточнить, на что способен ты. Не зря меня сюда отправил.

– Ага.

Толстяк медленно и ненавязчиво подобрал ноги, крепко упершись ими в пол. Фауст неторопливо убрал одну руку с набалдашника своей трости и отодвинул полу плаща. Сэм постучал пальцами по подлокотнику и вдруг спросил, прервав их тягучие движения:

– Один вопрос.

– Какой?

– Я же помню, какой ты был, когда мы разошлись своими дорожками, - Ватанабэ лениво поправил неуместные очки на носу.
– В конце концов, мы выползли из соседних пробирок. Я знал, что ты работаешь на Лилит не ради денег.

– Я в памяти твоей не сомневался, - лица Фауста не было видно, но голос зазвучал тяжелее. Итальянец вспомнил что-то, о чем вспоминать не очень хотел.
– Как трикстер, я всего лишь шел к своим. Мотивы долги, ты их уже знаешь. Так в чем вопрос?

– С каких пор ты служишь к этому новому хозяину? И почему?

– Ты удивил меня, мой старый друг, - теперь по голосу было понятно, что мужчина улыбается.
– Не ты ли объявился мне котом, что сам гуляет по себе? И сам хозяина решает выбрать? Я просто вспомнил о тебе, когда решенье принималось

сердцем. Ему служу я лишь потому, что он мне может больше дать, чем Лилит.

– Но ведь не денег.

– Ну, конечно, нет. Я не могу сказать, нет слов, чтоб описать причины. Но Лилит... Понимаешь, Сэм, когда я видел их, стоящих рядом, друг против друга... Она сильна, прекрасна и упряма. За это стал ее рабом и я, и многие другие. Но он... в нем нет ни красоты, ни силы, ни упорства. В нем есть кривое отражение всего. Он как чудовищное зеркало порока, в который окунулись мы. Но в форму облачен он человечью и прекрасен ею. Он словно ангел. Или демон, может. Но он - возмездие.

Возникла короткая пауза, когда слова Фауста стихли, оставив в комнате лишь тиканье часов, едва не снесенных со стола трупом начальника охраны. В эту тишину ворвался недовольный голос Сэма:

– Так, ладно, снимаю вопрос. Я вообще ни черта не понял из твоей тарабарщины. Говори, твою мать, по-английски, или уже начнем!

– Как скажешь, - тихо произнес итальянец, и трость его взмыла в воздух.

Только нечеловеческая реакция Ватанабэ уберегла его от близкого знакомства с узким лезвием длиной в полторы ладони, едва не чиркнувшим по носу. Скрытое в трости Фауста оружие было нацелено в горло. Сэм, предчувствовавший этот удар, в последний миг сумел оттолкнуться ногами и всем весом надавить на кресло. Толстяк опрокинулся на пол вместе с мебелью, предусмотрительно прижав подбородок к груди. Клинок-трость только вжикнул сверху. Но красная тень не теряла времени. Фауст бросился вперед, занося орудие для нового удара. Деловито сунув руку под пиджак, Сэм извлек из-за пояса один из конфискованных у охраны пистолетов. Тщательно целиться не требовалось - он просто развернул "Беретту" к нависшему сверху итальянцу и принялся стрелять. Четыре пули ударили Фауста прямиком в чернеющий провал между бортами плаща. Мужчина даже не замедлил движений. Но и Ватанабэ не перестал стрелять. Он перевел огонь выше, и Фауст неловко дернулся, когда пуля ударила в голову. Лезвие ударило в спинку кресла рядом со щекой толстяка.

Сэм почувствовал, как кровь противника капает на него сверху. Высокий итальянец навис над ним и сейчас выдирал трость из кресла. Когда Фауст одним рывком высвободил оружие, пробившее мебель почти насквозь, Ватанабэ перешел в контрнаступление. Носком ботинка он коротко, но проворно, ударил противника в колено. Обычному человеку ударом столь необычайной силы безнадежно раздробило бы коленную чашечку, но Фауст лишь болезненно подался вбок, ведомый болью. А Сэм уже выхватывал второй пистолет.

Когда не сдерживаемые снятыми глушителями выстрелы загремели вновь, Фауст закрыл лицо рукой. И это движение спасло его от быстрого конца. Простые девятимиллиметровые пули били в крепкую плоть трикстера, но не пробивали руку насквозь. Теперь Ватанабэ стрелял в упор, и полутонные удары, разрывающие красный плащ, заставили итальянца отступить. Сэм продолжал опустошать обоймы "Беретт", пока Фауст не оказался отброшенным на начальные позиции. Вспышки выстрелов взрывали темноту красноватым фейерверком, в отблесках которого мужчина с тростью казался резкой тенью, упавшей на стену сквозь оконное стекло. Но Ватанабэ было не до лирики. Когда грохот стрельбы сменился беспомощным клацаньем затворов. Толстяк отбросил ставшие ненужными пистолеты и сорвался с места. С непостижимой для людей его комплекции ловкостью Сэм боком выкарабкался из упавшего кресла и, на секунду превратившись в гигантского колобка, перекатился на ноги. Выпрямляясь, он крикнул: