Не дай мне упасть
Шрифт:
– То есть, ты попросила меня потому, что не можешь...
– Да!
– неожиданно вскинула голову девушка, смотря упрямыми синими глазами.
– Потому что Марлона я к папе не поведу никогда в жизни.
Не сразу понял Учики, что за этой откровенностью и бравадой, на которую решилась агрессивно заслонявшаяся от мира Андерсен, кроется немое ожидание отказа. Она смотрела на него и думала, что сейчас Отоко скажет, что не станет ей помогать. Но уже секунду спустя юноша разгадал этот взгляд. Как? Он не знал.
– Ну и ладно.
Произнеся эти слова, Учики увидел, как светлеют и становятся нежно-голубыми суровые синие глаза непреклонной полковничьей дочери. И ему
– Поможешь, значит?
– Ну, я же уже приехал...
– Тогда пошли!
И Эрика радостно шагнула вперед по улице, махнув юноше рукой. Улыбнувшись себе, Учики шагнул следом.
– И какого хрена мы тут сидим?
– задался философским вопросом худой и чрезвычайно подвижный мужчина в форме без знаков различия и кепи с эмблемой ЧВК "Терновый венец". Он перевел взгляд от флегматично жевавшего жвачку Бэйзила, занявшего стул в углу, к смуглому Наджибу, стоявшему у окна. Коллеги ничего не ответили. Тогда худощавый взял со стола еще одну дольку яблока, которое минуту назад нещадно изрубил ножом. Жуя, наемник откинулся на спинку стула и принялся нервно насвистывать себе под нос невнятную мелодию. Услышав ее, Наджиб повернулся к коллеге от окна, за которым виднелась пустая улица.
– Дэн, - сказал араб басом, и даже в этом коротком слове угадывался тяжелый акцент.
– Чего?
– худощавый наемник неприязненно скорчился. Его острая, похожая на крысиную физиономия приобрела плаксивое выражение.
– Я же говорил, чтобы ты не свистел при мне свою ерунду, - произнес Наджиб, роняя каждое слово увесистым булыжником.
– Уши болят.
– Меня обижают твои примитивные вкусы, - кисло усмехнулся Дэн.
– А меня оскорбляет твое назойливое жужжание, - не остался в долгу араб.
– Да заткнитесь вы уже оба, бараны, - со скукой в голосе бросил из угла Бэйзил.
Наджиб ответил Николасу холодным взглядом прищуренных глаз. У этого тридцатипятилетнего снайпера была неприятная особенность выражать эмоции исключительно глазами. Гладко выбритое лицо всегда оставалось невозмутимым. За это Наджиб получил кличку "Каменная рожа", которую очень не любил. Как не любил араб и придумавшего кличку Дэна Парсона, продолжавшего поедать дольки яблока.
Все трое собравшихся в комнате мужчин уже много лет были наемниками. Бэйзил сумел сделать карьеру еще в годы войн после Явления. Он был опытным бойцом, прошедшим множество битв и убившим достаточно человек, чтобы относиться к жизни с цинизмом забойщика скота. Наджиб участвовал почти во всех конфликтах, разыгравшихся на Ближнем Востоке за последнее десятилетие. Он побывал в Иране, Сирии, Ираке, сумел выжить при знаменитом "атомном реквиеме" в Израиле. Парсон из всей троицы обладал самым малым опытом. Он когда-то служил в войсках Калифорнии специалистом по коммуникациям, но был разжалован и отдан под трибунал. Выйдя на свободу после тюрьмы, бывший военный не нашел иного способа удовлетворить завышенные притязания к жизни, чем пойти в наемники. Завербовавшись в "Терновый венец", он успел поучаствовать лишь в нескольких серьезных операциях компании, прежде чем оказаться в Ливии в результате заключения крупнейшего контракта.
Несмотря на далеко не приятельские чувства, испытываемые тремя наемниками друг к другу, Наджиб, Бэйзил и Парсон почти никогда не расставались, участвуя в одних операциях и будучи приписанными к одним и тем же подразделениям. Когда выяснилось, что и в Триполи работать придется практически бок обок, никто из троицы не обрадовался. Они были
И все же, когда вчера им объявили о направлении на новое, особо секретное задание, все трое переглянулись без радости. Сейчас же, ожидая, наемники и вовсе готовы были начать одну из многочисленных ссор, обрамлявших их знакомство. Но как раз в тот момент, когда Наджиб собирался наградить Дэна взглядом, обычно предшествующим оплеухе, дверь в помещение открылась.
Лампочка в коридоре не горела уже давно, но никто из обитавших в здании наемников не удосужился ее поменять. Густой сумрак коридора, очертившийся в дверном проеме, резко контрастировал с рыжим солнцем, заглядывавшим в окно. Озорной луч отразился от линзы черных очков и солнечным зайчиком пробежал по стене. Вошедший широким и резким движением захлопнул дверь, не оборачиваясь. Громкий стук разогнал лениво-озлобленную атмосферу. Три пары глаз дружно устремились к новому лицу.
Сэм Ватанабэ педантично смахнул пылинку с черного пиджака и шагнул в центр комнаты. Вся фигура внушительного толстого мужчины выражала уверенность и спокойствие. Неторопливо приблизившись к стулу, стоявшему по другую сторону стола от Дэна, Сэм медленно и основательно уселся на него. Черные бельма очков не позволяли понять, с каким выражением толстяк смотрит, но ехидно вздернутый уголок рта ясно давал понять: не слишком ласково. Наджиб вперил в гостя самый ледяной из своих взглядов. Он знал, что этот взгляд сбивает спесь с кого угодно. Но в этот раз черные безжизненные глаза снайпера никого не напугали. Ни одна черточка не изменилась в облике Ватанабэ, когда тот заговорил:
– И чего ты меня смотришь, как будто я поимел твою мамашу?
Глаза Наджиба в первую секунду удивленно расширились, но уже в следующий миг сощурились. Холодность во взгляде сменилась молчаливой, но ощутимой яростью. Араб подался вперед, намереваясь шагнуть навстречу наглецу, раскрывшему свою грязную пасть на его семью. Одновременно с этим движением Сэм протянул руку к лицу и снял очки. Заносивший вперед ногу Наджиб увидел его глаза. Внезапно возникло ощущение, будто он смотрится в зеркало. Именно таким взглядом, холодным, презрительным, лишенным простейшей человеческой эмпатии, смотрел он на людей, от которых хотел избавиться. Именно такими глазами, неживыми, прикидывающими, как лучше убить, он рассматривал цели в прицел винтовки.
Почти таким. Взгляд толстяка оказался в сотню раз сильнее. Наджиб замер, не сделав шага, и только переступил с ноги на ногу с заметной неловкостью. Это секундное замешательство привело к новой реплике Сэма:
– Ну что ты топчешься как бычок перед случкой?
Наджиб сразу же позабыл о страхе, кольнувшем его на секунду при виде глаз чужака. Он вновь собрался рвануться вперед и показать этому жирному борову, что бывает, если хамить ему! Но тут из угла, в котором сидел Бэйзил, раздался смех. Резко обернувшись, напрягшийся араб увидел, как коллега смеется, взявшись за козырек прыгающего кепи.