Не делай добра
Шрифт:
Она уже была в баре. Она потягивала пиво, пока Чарли пробовал то, которое она купила для него, что-то гораздо более легкое, чем то, что он обычно пил, но неплохое.
– Это нормально - вести дела в баре?
Она рассмеялась.
– Определенно нет. Но, как оказалось, окружной прокурор не имеет к тебе никакого отношения.
– Что вы имеете в виду?
Она вздохнула, неохотно отставляя пиво в сторону, как будто предпочла бы продолжать пить, чем тратить время на рабочие дела.
– Сегодня я встречалась с офицером Мерфи, чтобы узнать, как продвигается его дело против тебя и достаточно
– И что?
– Он придурок. Я почти уверена, что он преследует тебя только потому, что не может преследовать Грея.
– Он упомянул что-то о том, что Грей больше не может мне помогать.
Она кивнула.
– За последние десять лет поступило еще три сообщения. В каждом случае Грей был офицером, ответственным за расследование. В каждом сообщении говорилось, что он допрашивал тебя и не нашел никаких доказательств незаконной деятельности.
Чарли надеялся, что его удивление ничем не выдалось. Грей, по большей части, был полицейским по всем правилам. Он слишком любил свою работу, чтобы рисковать неприятностями. И все же, похоже, он сделал это ради Чарли.
– Думаю, это объясняет, как они смогли получить ордер на обыск.
Она пожала плечами, как будто это не имело для нее никакого значения.
– Мерфи в бешенстве. Он хочет прижать тебя к стенке, и не в шутку.
– Она потягивала пиво, загадочно улыбаясь.
– Он говорит, что стучался в каждую дверь в вашем районе. Даже белые жители утверждали, что «не умеют говорить по-английски».
Чарли ничего не ответил. Многие из его соседей говорили по-испански, но очень немногие из них вообще не говорили по-английски.
Кармен продолжала говорить.
– Итак, на следующий день он вернулся с испанским переводчиком и снова постучал в двери. Тогда он обнаружил, что большинство из них все-таки говорят по-английски, но по-прежнему не желают разговаривать. Самое большее, что он узнал, это от восьмидесятитрехлетней женщины по имени Агнес, которая рассказала ему, что ты бесплатно дал ей легальный, безрецептурный лосьон с КБД, а затем на очень лаконичном, красочном английском объяснила ему, что именно он может сделать с остальными своими вопросами.
Чарли громко рассмеялся, представив, как у его коллеги-вязальщицы волосы встают дыбом.
– В конце концов, все его дело зависело от формы с энчиладас, приготовленной некой сеньорой Робертой Мальдонадо.
– У меня будут неприятности, если я признаюсь, что энчиладас от Берти - лучшие из всех, что я когда-либо пробовал?
Кармен рассмеялась.
– Мерфи утверждал, что это плата за оказанные услуги. Он, похоже, думал, что, установив «схему оплаты», как он это называл, он сможет заставить других соседей засвидетельствовать, что они также платили вам нетрадиционными способами. Но даже энчиладас вызвали сомнения, когда у нее взял показания человек, свободно говорящий по-испански. Она поклялась, что дала их тебе только потому, что беспокоилась, что у тебя нет жены, которая могла бы тебе приготовить, и она не хотела, чтобы ты остался голодным.
Теперь Чарли рассмеялся по-настоящему. Не то чтобы он был сплошь кожа да кости и чах от недостатка домашней еды, но Берти много раз повторяла ему, что ему нужна хорошая жена,
Кармен откинула со лба выбившуюся прядь волос.
– Я сообщила хорошему полицейскому, что если бы все его дело зависело от энчиладаса, он, возможно, перестал бы тратить деньги налогоплательщиков и начал беспокоиться о настоящих преступниках.
– И это все?
– Спросил Чарли, у которого от волнения закружилась голова.
– Все кончено?
– На данном этапе против тебя не будет выдвинуто никаких обвинений.
– Она подняла свой бокал с торжествующей улыбкой.
– За то, чтобы дело штата против Чарльза Гарсии было прекращено.
Чарли радостно рассмеялся и чокнулся своим бокалом с ее, прежде чем осушить половину. Он бы обнял ее, если бы между ними не было столика для пикника.
– Спасибо. Вы даже не представляете, какое облегчение - слышать это.
Она немного посерьезнела.
– У тебя хорошие соседи, Чарли. Каждый из них был готов за тебя постоять. Мерфи даже пытался привлечь на свою сторону некоторых известных членов местной банды, но они не сдвинулись с места.
Чарли думал, что его сердце разорвется от любви, которую он испытывал. Все эти годы он служил своим соседям, никогда ничего не прося взамен. Да, они часто настаивали на том, чтобы заплатить ему, приносили еду, дворовых гномиков или картинки, нарисованные их детьми. Но осознание того, что все они твердо встали на его защиту, было лучшей платой в мире.
– Послушай, Чарли.
– Она поставила пиво на стол, и ее тон внезапно помрачнел.
– Сейчас мы не выдвигаем обвинений, но это не значит, что ты невиновен.
Радость Чарли немного угасла.
– Что вы имеете в виду?
– На данный момент нет никаких доказательств преступления, но история подобных обвинений и ваши связи с Греем выглядят не очень хорошо. И я не думаю, что Мерфи готов полностью отказаться от этого.
– Она медленно водила бокалом по столу. За годы их общения он тысячу раз видел, как это делает Грей.
– Я представляю, как трудно понять, где проходит грань между бдительным отношением к здоровью и просто отношением к доброму соседу. Но, говоря по-дружески, Чарли, я бы посоветовала тебе перестать пытаться придерживаться этой линии, по крайней мере, на какое-то время. Потому что достаточно одному соседу признаться, что ты дал ему немного амоксициллина от фарингита или инсулина от диабета, и твоя задница будет в опасности. Это отстой, но таков закон. И я сомневаюсь, что из-за этого стоит лишаться лицензии.
Чарли кивнул, стараясь, чтобы новость его не расстроила. Штат не выдвигал против него обвинений. Он не лишился бы лицензии медбрата. Он снова смог бы работать в сфере здравоохранения. Это была победа, даже если за нее пришлось дорого заплатить.
Он провел с ней еще полчаса, болтая, пока они допивали пиво. Она рассказала о том, как хорошо Эйвери относился к Грею. Что она никогда не видела своего сына таким счастливым, несмотря на все то, что перевернуло его жизнь. Для нее это была всего лишь пустая болтовня, но для Чарли это было хорошим напоминанием о том, что он был не единственным, чья жизнь не была идеальной. Да, все менялось. Но это не означало, что все было к худшему.