Не достигнуть координаты «икс»
Шрифт:
Мимо нас проходит мистер Лоудер, учитель искусства, и усмехается.
– Попробуй оливковым маслом дома смыть, – Лоудер осматривает мои руки, а затем поднимает взгляд на Виктора. – А ты – спиртом.
Мы киваем и загадочно хихикаем, наблюдая за уходящим Лоудером.
– Спи-иртом? – хитро тянет Виктор и оборачивается ко мне. – Не хочешь мне помочь?
Я ухмыляюсь:
– О-очень хочу.
Художественный класс значительно отличался ото всех остальных кабинетов в нашей школе – в нём было что-то своё, душевное
Художественный класс – курс обязательный для аттестации, только время его прохождения старшеклассники выбирают сами. Я решил пройти его в одиннадцатом, пожертвовав уроками истории у госпожи Стингл. Виктор посещает её лекции до сих пор и через раз передаёт мне пламенный «привет» от неё.
Мировую историю я променял на историю культуры и видел разницу лишь в учителях. Вдвоём они преподносили один и тот же материал, но Стингл всегда ставила выше влияние каких-либо событий на человечество, а Лоудер – влияние человечества на культуру. Учителю истории был важен человек, а учителю искусства – то, что этот человек создал.
По сути, я сменил лишь фокус наблюдения, а не дисциплину.
К слову, важность культуры и творчества каждого человека Лоудер подчёркивал в своём пристрастии к работам ученикам. Почти весь кабинет был увешан картинами его последователей – точнее, всех, кто прошёл или ещё проходил аттестацию в его классе. Тут были и академические рисунки, и постмодерн, и всевозможные виды искусства со своим началом и своим названием, о которых я не имел понятия. Я часто любовался живописью, почтительно представлявших одну большую преподавательскую работу Лоудера.
Среди различных картин я замечаю чей-то знакомый силуэт с короткой стрижкой и яркой красной надписью над головой – «они думали, что я умнее».
Продолжение реплики расположили ниже, мелким шрифтом.
«Но у меня недостаточно мозгов, чтобы любить себя».
Мне даже не нужно разглядывать подпись автора – очевидно, чьё это творение.
– Тебе тоже кажется интересным этот портрет? – слышу я голос Лоудера рядом. – Достаточно экспрессивно.
Я пожимаю плечами.
– Она такая, – хмыкаю я.
Учитель непонимающе вскидывает брови.
– Джин Бэттерс, – я встречаюсь с Лоудером глазами. – Это же её работа?
Полная уверенность в авторстве медленно уходит – Лоудер всё также не спускает бровей и лишь задумчиво хмыкает.
– Джин? – спрашивает он. – Она собиралась ко мне в следующем году.
Я снова смотрю на портрет и прищуриваюсь.
Подпись автора – Кейт Хоннер.
Чёрт.
Над нами трещит звонок.
Мы медленно выходим из класса, прощаясь с Лоудером. Оказавшись в коридоре, мы с Виктором слепо следуем за толпой своих сверстников – в направлении спортивного зала. Народу столько, что кажется, будто мы идём на проверку пожарной
– Ну что, – на лице Виктора всплывает загадочная улыбка, когда я поворачиваюсь в его сторону. – Теперь ты довольный и счастливый ходишь с пятёркой по математике и пустой контрольной?
Я недоумённо вскидываю брови.
– Тебе Джин рассказала, – устало тяну я.
– Нет, сорока напела, – Полански ухмыляется.
– Она же тебе список мифов о Джин Бэттерс в соло сыграла?
– Ага, – прыскает мой друг. – У нас была опера.
Мы сворачиваем по коридору налево, в такт толпе.
– Не кажется она мне такой асоциальной, – говорю я. – Как ты и говорил.
Виктор ведёт бровью:
– Да неужели?
– «Не подпускает к себе, если твой балл не ниже трёх и восьми», – я по памяти перечисляю мифы о Джин Бэттерс. – «Травили в средней школе, поэтому у неё нет друзей» … а потом? Она так легко начинает общаться со мной, на социальных науках болтает с Китом о вещах, о которых я понятия не имею. Она даже на вечеринку Гейз со мной пошла!
– Дорогой Коул, – мой русский друг ухмыляется. – Мифы созданы, чтобы их разоблачать. Хочешь ещё один такой расскажу?
Двери в спортивный зал уже открыты, и внутри него я замечаю кучу расставленных столов с книгами. Яркие вывески кричат издалека, а над дверьми приятно светит гирлянда тёплых жёлтых лампочек, вызывающие восхитительные возгласы от девочек, любящих эстетику пряности и уюта в профилях «Инстаграм».
В прошлом году всё было тошнотворней.
У дверей толпятся все знакомые и незнакомые мне старшеклассники. Я замечаю девчонок из Нильского проспекта, лупящихся в телефоны и задорно хохочущих над своими глупыми и колкими проказами.
Одна из них замечает нас и радостно машет рукой.
Девчонки из Нильского стремительно приближаются к нам.
– Миф о Джин Бэттерс номер сорок два: она слишком сильно влюбляется, – Виктор внимательно смотрит на меня. – И ещё один, сорок пятый: она ест шоколад только с молоком. Возьми на заметку.
Девчонки из Нильского уже обнимают Виктора со спины и умилённо гладят его кудри.
Обычно, святая тусовка Нильского проспекта состоит из четырёх участниц: Кристин Дрейк, Виктуар Брукс, Рейчел Эванс и Энджел Кимберли. Все, кроме первой, как раз и были родом из одноимённого района; Дрейк же жила далеко от центра, за мостом. Она прибилась к компании последняя, показав всю мощь своего длинного языка и провстречавшись с капитаном футбольной команды, Рахимом Эшем, около полугода.
Девчонки Нильского обладали колоритной, запоминающейся внешностью: Дрейк запомнилась своим странным, похожим на морду выдры лицом, Брукс – высоким ростом и большим ртом, Кимберли – спортивным телосложением и строгим видом. Их троих объединяла любовь к сплетням и довольно аморальный образ мышления. Изюминкой и здравым смыслом здесь была Рейчел Эванс – высокая девушка южного происхождения, любившая медицину и модельный бизнес.
Она и подошла ко мне первая, протягивая свои руки для объятия.