(Не) гладь оборотня против шерсти

Карма Элис

– У меня к тебе серьёзный разговор, – загадочным тоном произнесла мама. Я предчувствовал, что это опять ничем хорошим не закончится, а потому попытался слиться.

– Не могу говорить, мам. Я за рулём.

– Ну так остановись, – произнесла она таким тоном, как будто это было совершенно очевидно. – И вообще у любого нормального человека на такой случай гарнитура имеется.

Я едва не бросил телефон в окно. И как ей удаётся каждый раз всего за двадцать секунд доводить меня до белого каления? И это ведь она ещё даже не перешла к делу. По уму мне надо было бросить трубку. Но в этом случае

при следующем её звонке мне пришлось бы ещё выслушивать, что я неуравновешенный псих и вообще неблагодарный сын, что она меня двенадцать часов рожала в муках, а потом в детстве четыре раза ценой жизни спасала от охотников. Последнее, к слову, ставило очередной вопрос о её материнских способностях. Это как надо было следить за ребёнком, что он аж четыре раза попадался охотникам на глаза? Но вопрос этот, как и многие другие, касающиеся её, носил скорее риторический характер.

– Ну что ещё? – припарковавшись у обочины, смиренно спросил я.

– Герман Саныч Алексеев очень благодарен тебе, – деловито ответила она. – Передаёт привет. И готов тебя познакомить со своей дочкой. Я кстати уже общалась с ней. Самая прелестная из всех омег, что я встречала в своей жизни!

У меня на секунду перехватило дыхание. Точно под дых ударили. Я с силой сжал трубку. Как же порой я хотел бы узнать, что я приёмный. Это бы хотя бы объяснило, почему эта женщина ведёт себя так. Но к сожалению я иногда замечал и в себе черты, которые так не любил в ней.

– Мам, я не хочу ни с кем знакомиться, – изо всех сил сдерживая эмоции, произнёс я.

– Не придумывай! Где ты ещё найдёшь такую? – возмутилась она. – Красивая, здоровая и из хорошей семьи. Пользуйся шансом, пока дают. Ты ведь не альфа-вожак, а незаурядный тридцатилетний бета с зарплатой в двадцать пять тыщ. Или ты думаешь, что к тебе из девок очередь выстроится?

– Ничего я не думаю, – ответил я раздражённо. – И как я тебе и говорил, с личной жизнью у меня всё в порядке.

Мать ненадолго замолчала задумавшись.

– И почему мне кажется, что ты мне врёшь, только чтобы не делать, как я говорю? – с сомнением произнесла она.

– У вас что, паранойя, Яна Сергеевна? – ироничным тоном ответил я ей. – Вы, может, не в курсе, но мир вокруг вас не вращается.

– Как бы там ни было, а на встречу прийти тебе придётся, – игнорируя колкость, сказала мама. – Я уже им пообещала.

– Хорошо, но не жди, что породнишься со своим Алексеевым через меня, – бросил я и завершил звонок.

Вот так всегда было с ней. Стоит уступить в чём-то одном, и вслед за этим она на тебя вываливает ещё кучу всякого. Я тяжело вздохнул. От мысли, что меня могут свести с кем-то стало тошно. В целом, это конечно обычная практика для оборотней, исключая случаи импринтинга. Но истинные пары – это такая же редкость, как среди людей пары, что живут душа в душу с молодости и до старости. И чаще всего истинные пары всё-таки встречаются между альфами и омегами. Ещё один аргумент в защиту того, что Никита не мой истинный. Но… то, что это случается часто, не значит, что так случается всегда.

Я посмотрел на экран своего смартфона и не поверил глазам. Никита прислал сообщение. Всего одна фраза, один вопрос, а пульс так в ушах начал отдаваться, что в пору было записываться к кардиологу.

«Вы сейчас не заняты?»

Я завис на секунду, думая написать в ответ или перезвонить.

«Молодёжь

сейчас не любит телефонные звонки», – подумал я и написал, что не занят.

«Можно, я вам наберу?» – спросил Никита, и я отчего-то живо представил себе, каким беспокойным он выглядит в этот момент, как бледнеет лицо и подрагивают пальцы. Нутро моё наполнилось чувством очарования и благодарности за его смелость. Я улыбнулся и нажал кнопку вызова.

Он ответил мгновенно, но следом за этим из динамика послышался какой-то треск.

– С тобой всё нормально? – обеспокоенно поинтересовался я, когда всё стихло.

– А? Да, – взволнованно ответил Никита. – Я просто телефон выронил.

– Ну ты… – я еле подавил смешок. От осознания, что он в порядке, от звука его голоса приятное тепло разлилось по телу. Я непроизвольно прикрыл глаза и улыбнулся.

– Извините, – пробормотал он как-то pасстроеннo.

– Да всё хорошо, Никит, – поспешил успокоить его я. – Ты чего хотел-то?

– А, точно. Хотел спросить, как проявляется у волков отравление аконитом?

У меня в один момент внутренности скрутило узлом от страха. Я плотнее прижал телефон к уху, как будто это бы позволило мне быть ближе к Никите. Я ловил его тревожные вздохи в ожидании моего ответа. Пытался по ним оценить его состояние.

– Никит, ты разве не перестал его пить? – спросил я, пытаясь выдержать спокойный тон.

– Да я перестал, честно, – ответил он. – Просто…

– Что «просто»?

Я завёл автомобиль, готовый в любую минуту сорваться к нему. Если Никифоров заставляет его принимать эту отраву силой, я должен вмешаться. И плевать, чего это будет мне стоить.

– Просто дядька ведь тоже не дурак, – сказал Никита, нервно сглотнув. – Если я не буду хотя бы притворятся, он быстро всё поймёт.

Я, поморщившись, откинулся на спинку сиденья. Непростой выбор стоял передо мной. Я мог бы попытаться научить Никиту, как обмануть дядю и тем самым продлить их совместное проживание. Либо оставить всё как есть, побудив его тем самым свалить побыстрее. Но в этом случае Никита с высокой долей вероятности оказался бы в опасности.

– Так, Никит, я сейчас приеду к тебе, – поразмыслив, сказал я и выехал на полупустую дорогу.

– А? Ладно, хорошо, – растерянно проговорил он. – Сейчас напишу вам адрес.

От мысли, что я очень скоро увижу его, меня почему-то бросило в жар. Я взглянул на себя в зеркало заднего вида, потом принюхался к лонгсливу под курткой. Вроде с утра надел всё чистое, но за день беготни успел пропотеть. Опомнился вдруг, почему вообще обращаю внимание на такие детали. Я ведь не на свидание собираюсь, а на помощь другому волку. Он же мой студент. В крайнем случае, я мог бы сказать, что мы приятели. Хотя подростки, конечно, так не говорят сейчас. Но суть не в этом. А в том, что Никита не может быть моей парой. Ни истинной, ни какой-либо ещё, и точка.

Вроде бы я всё решил для себя, но на душе от этого стало только паршивее. Я не мог себе признаться, что чувствую нечто большее к Никите, чем приятельская, дружеская привязанность. Но и я не мог не осознавать эти чувства. И от внутренней борьбы, точно из омута на поверхность, поднимались самые неприглядные эмоции: злость и страх. Они сбивали с толка и отвлекали от первоочередной задачи – уберечь Никиту от «благих» намерений Никифорова. Ещё неплохо было бы убедить его съехать от дяди, но это было уже второстепенно.