(Не) гладь оборотня против шерсти
Шрифт:
Возможно, мне следовало бы задуматься, от чего я пялюсь на него при каждой удобной возможности. Зачем приехал в колледж, хотя у меня даже не было занятий. Это все слегка отдавало сталкерством. Но самому себе я этот момент объяснял своим характером, неотъемлемой частью которого была необходимость о ком-либо заботиться. До недавнего времени объектом моей заботы была Алиса. Но чем старше она становилась, тем сильнее крепло её стремление к сепарации, даже несмотря на то, что здоровье всё ещё оставляло желать лучшего. А Никита, хоть и был того же возраста, что и Алиса, с точки зрения жизни оборотня был будто слепой несмышленый
– Ну так что, ты решил, где будешь в полнолуние? – спросил я его в перерыве перед новой лекцией. Он замялся.
– Думаю, я должен обсудить это с дядей, – ответил он смущенно.
При упоминании Никифорова у меня сработал триггер. Я не понимал, как вообще можно о чём-то разговаривать с этим человеком. Да его и человеком то назвать – язык не поворачивался. Злой и жестокий… Я стиснул зубы, чтобы не разразиться бранью. Нужно было успокоиться. Ведь сам Никита ни в чём не виноват, он не выбирал в какой семье родиться. Но выбор ему однажды сделать придётся, хочет он этого или нет. И что-то мне подсказывало, что единственный верный выбор для него – уйти из дома. Чтобы сдержать трансформации, Никифоров готов был в течение одиннадцати лет травить его аконитом, я не удивлюсь, если теперь в полнолуние он посадит его под замок, чтобы изолировать от людей.
– Послушай, Никит, – выдохнув сказал я. – Ты ведь не на студенческую попойку собираешься. Дело-то серьёзное.
– Я знаю, – кивнул он, не поднимая глаз. – Но слово дядьки – закон. Он мне как отец.
При упоминании отца Никиты, пусть и в довольно абстрактной форме, я опять стиснул зубы. Некоторые шрамы никогда не затягиваются. И потеря одиннадцатилетней давности была одной из таких. Видимо, моё озлобленное выражение говорило само за себя.
– Не злитесь, пожалуйста, Глеб Власович, – произнёс он чуть не плача. – Я просто пытаюсь сделать, как лучше.
– В том-то и дело, Никит, что лучше для него и лучше для тебя – это абсолютно разные вещи. Охотники считают нас монстрами, а мы всего лишь хотим свободы для нашей второй сущности. Мы не опасны для людей.
Никита тяжело вздохнул. Было видно по лицу, что он хочет мне поверить, но авторитет дяди, утверждавшего обратное, был слишком велик.
– Но охотники ведь не на пустом месте объявили вас… то есть нас, монстрами, – осторожно заметил он.
– Это долгая история, – я, поморщившись, потёр висок.
– А я до начала лекции никуда не спешу, – пожал плечами Никита и присел на край моего стола.
Невольно я уставился на его бедро в светло-голубых джинсах, оказавшееся в невероятной близости от моей руки. Мне вновь вспомнились замечания Алисы по поводу импринтинга. Нет, я не из этих. Я замотал головой, отгоняя навязчивые мысли. Мне положено соблюдать приличия, в конце концов, я ведь преподаватель. Вздохнув, я откинулся на спинку стула.
– Знаешь, как говорят: в любой семье не без урода, – начал я, сложив руки на груди. – И среди оборотней был такой. Полвека тому назад. Макар Агеев его звали. Вот он был настоящим уродом и монстром, во всех смыслах. Благодаря хитрости и силе он занял высокое положение в стае и начал творить то, что ни один уважающий себя волк никогда не позволил бы. Унижал и избивал сородичей мужчин, насиловал женщин. Но, разумеется, самым страшным его преступлением стало убийство человека.
Никита,
– Никто точно не знает, как именно это случилось. Однажды наутро после полной луны на краю леса нашли растерзанное тело егеря. И возможно, люди бы просто решили, что это несчастный случай. Именно этой версии придерживались советские следователи, которые вели это дело. Но Макар, работавший тогда, как и некоторые другие оборотни, на заводе, обмолвился своим коллегам, что это его рук дело, при этом всячески оправдывая себя, мол, такова наша звериная природа.
На этих словах лицо Никиты стало болезненно бледным. Я мог только предполагать, но вероятнее всего, тут тоже не обошлось без негативных установок его дяди, с которыми срезонировал мой рассказ.
– Были волки, осудившие и его преступление, и то, как он позиционировал себя, но большинство просто боязливо отмолчалось. И в этом была их фатальная ошибка. Спустя месяц пропала группа студентов университета, отправившаяся в турпоход. Вместе со студентами пропала и преподаватель Татьяна Климова.
– Кажется, эту часть истории я слышал, – задумчиво проговорил Никита. – Это моя бабушка. У дядьки дома есть старые советские фотоальбомы. Когда я был мелким, он показывал мне их и рассказывал, кто есть кто. Он говорил, что бабушка пропала без вести в тайге.
– На самом деле её нашли, но не сразу. Сначала, лишь рукав ветровки одного из её студентов. Этого оказалось достаточно, чтобы объявить охоту на Макара, который как раз тоже куда-то пропал. Просто перестал ходить на работу.
«Поисковую экспедицию» возглавил муж Татьяны, Егор. Он работал вместе с Макаром на заводе, был мастером соседнего цеха. Говорят, он был крайне нелюдимым, но очень наблюдательным. Он смог понять, что обычной дробью Макара не возьмёшь, ведь у оборотней отличная регенерация. Материалом для пули, поразившей его стал серебряный нательный крест, что мать Егора, как говорят, смогла сберечь от чекистов.
– Офигеть, конечно, история, – произнёс Никита, потерев лоб. – Только как-то странно, что вы мне рассказываете её, хотя она касается моей семьи. Странно это всё.
Я вздохнул и снисходительно улыбнулся.
– Эту историю знают все оборотни от мала до велика. И рассказывают её как раз таки, чтобы другие не повторяли той мерзости, что творил Макар. Агеев был чудовищем, не из-за ликантропии. Он был болен, как любой психопат. Среди людей тоже такие встречаются иногда. Имена некоторых даже вошли в историю и стали нарицательными. Но Егор Климов почему-то решил, что раз один оборотень оказался монстром, то и все остальные представляют угрозу. Так на нас и началась охота.
Я глянул в круглые блестящие глазёнки Никиты. Он озадаченно смотрел в пол. Я прекрасно понимал, что он чувствует. Когда-то в детстве мне с помощью этой же истории объясняли, почему охотников нужно бояться. Я хотел, было, ещё добавить, что в конечном счёте Татьяна вернулась домой живая и относительно здоровая. У них с Егором даже вскоре появился ребёнок, который позже стал самым жестоким охотником в истории. Но прозвенел звонок. Никита вернулся на своё место в конце аудитории. Мы снова стали просто преподавателем и студентом. От осознания этого во рту появился привкус горечи.