(Не) гладь оборотня против шерсти
Шрифт:
– Если бы, Никитка, если бы, – произнес он со слезами в голосе.
– Тогда что со мной такое на хрен происходит?! – завопил я.
– Ты оборотень, перевертыш, – ответил дядя Валера, и его слова звучали как приговор.
– Но как?.. – только и мог выговорить я.
Дядя некоторое время молчал, давая мне самому возможность осознать, где, когда и как произошёл тот поворотный момент, после которого я и моя жизнь изменились навсегда. То моё чудесное спасение из ледяной воды не было сном. Вот только спасителем моим был не пёс, а огромный чёрный оборотень, после укуса которого я сам стал
– Волки – зло, – подливал масла в огонь дядя. – Это из-за них погибли одиннадцать лет назад твои мама и папа.
– Но ведь волк спас меня, – возразил я, тщетно пытаясь защитить свою детскую фантазию, что поддерживала меня всё это время.
– Даже обернувшись волком, оборотни сохраняют часть человеческого разума. Если бы он хотел спасти тебя, не стал бы кусать, а обернулся бы человеком.
Я опустился на заваленные одеждой стул у шифоньера. Свыкнуться с новой реальностью было не просто. Да как это вообще можно было назвать реальностью?! Даже моя новообретенная нетрадиционная ориентация уже не казалась чем-то пугающим. Она хотя бы не была из области фантастики.
– Но ведь раньше я не… – прошептал я еле внятно.
– Настой аконита успешно подавлял волчьи инстинкты всё это время, – опустив взгляд, сказал дядя. – Твои мигрени и тошнота – это побочный эффект.
– Но почему ты скрывал?! – до последнего не желая мириться, я продолжал искать несостыковки в этой истории.
– Сначала я испугался. Не знал, что делать и как реагировать. Но аконит помогал, и в какой-то момент я даже начал думать, что ты полностью здоров.
Дядя замолчал. Я видел, как блестели его глаза в темноте. Сам я будто одеревенел от переизбытка эмоций: от его горечи и разочарования, от моих собственных страхов и растерянности. Будущее было у меня перед глазами, а теперь я не знал, что меня ждёт. Я не понимал, останусь ли таким уродом с клочьями шерсти, как сейчас, на всю жизнь или это пройдёт со временем. Много вопросов возникало в моей голове и угасало, так и не найдя ответа.
Сколько мы просидели так час или два, я не знал. Постепенно шум автомобилей за окнами стих. Я видел, что погода изменилась. Диск луны заволокли огромные тёмные облака и из них на землю крупными хлопьями повалил снег. Звонок в дверь заставил нас обоих забеспокоиться. Дядя Валера побежал к двери проверять, а я кинулся вновь к зеркалу. На полпути услышал голос Кира. Расстроенный.
– Это хорошо, что ты его проведать пришёл, – холодно сказал ему дядя Валера. – Но к нему пока нельзя.
Я взглянул в зеркало. Из отражения на меня смотрела моя обычная унылая моська. Я побежал включать свет, чтобы убедиться, что всё действительно прошло.
– Кир! Погоди, я сейчас всё решу! – крикнул я из комнаты, заметив, как дядя Валера выталкивает его за дверь.
– С ума сошёл?! – набросился на меня дядька, вернувшись в зал.
– Я уже в порядке, видишь? – я демонстративно обернулся вокруг своей оси.
Мне во что бы то ни стало нужно было убедить его впустить Кирыча. Потому что раз он пришёл так поздно, то скорее всего снова подрался с отчимом, и ему негде ночевать.
– А если
– Нормально всё будет, ты же сам говорил, что волки сохраняют часть разума, – ответил я, вернув ему его же аргумент.
Дядя Валера призадумался. Пошкрябал пятернёй седую голову.
– Ладно, только сперва выпей настой, – он принёс из кухни графин со стаканом.
При одном взгляде на них меня замутило, но делать было нечего. Вылакав стакан этого адского пойла, я кинулся на лестничную клетку. Кир сидел на подоконнике, ковыряя ногтем облупившуюся краску на стене.
– Заходи, давай, – махнул я ему, и он с облегчением на лице поднялся.
Под осуждающий взгляд дяди мы прошли в мою комнату. Я не задавал Киру вопросов потому, что знал, что он лучше уйдёт, чем будет рассказывать о своих проблемах в семье. Просто забрал у него рюкзак и поставил в угол к своему. Кирыч развалился на моей кровати, открыв читалке какую-то свою очередную книжонку. А я сел за комп. Минут через десять заглянул дядька.
– Есть будете? – спросил он, убедившись, что никаких отклонений поведения от нормы не наблюдается.
Мы почти синхронно кивнули, не отрываясь от своих занятий.
– Лоботрясы, – проворчал дядя Валера и ушёл в сторону кухни. В голосе его слышались нотки облегчения.
– Ну и что с тобой, – спросил Кир, когда дядька, доев свой суп, ушёл смотреть хоккей по телевизору.
Пульс у меня забился в районе горла. Врать другу не хотелось, но как сказать правду я тоже не имел ни малейшего понятия. Я ведь сам находился на грани между «верю» и «не верю», хотя видел сам и уши и глаза звериные.
– Да, хрен его знает. Дядька говорит, малокровие, – фальшиво пожал я плечами.
– Анемия? – удивился Кир. – Ты ж не девчонка!
– А что, от анемии только девчонки страдают? – бросил я обиженно. Тот сразу переменился в лице.
– Да нет, просто странно всё это, – задумчиво проговорил он. – Мигрени эти твои, теперь ещё обморок. Тебе бы не слушать дядь Валеру, а сходить провериться.
Ещё сутки назад я бы согласился с вдумчивым и рассудительным Киром и наверное даже пошёл бы тайком от дяди в поликлинику. Теперь же я просто был рад, что Кир всегда и на всё стремился найти рациональное объяснение. Я кивнул в знак солидарности с его мнением и пошёл разливать по кружкам кипяток из только что закипевшего чайника.
– А я деда опять во сне видел, – сказал Кир, глядя, как в кружке подгоняемые чайной ложечкой кружатся чаинки. – Не думал, что когда-нибудь это скажу, но он достал уже. Каждый раз одно и тоже: «Открой глаза, да открой глаза». Я ему говорю: «Дед, как я тебе их открою? Я же сплю. Приходи, когда я бодрствую. А он мне: «Дурак ты, Кирюша!» и по лбу кулаком стучит.
– Дядь Валера в таких случаях в церковь идёт, когда мать видит во сне, бабушку, то есть, или моих родителей.
– Не-е, мой дед сроду в церковь не хаживал! – Кир с усмешкой откинулся на спинку стула. – Типа ярый коммунист, а на самом деле просто язычник. У него и отец такой же. Про него даже слух ходил по деревне, где мы раньше жили, что, типа, он ведун. Прикинь?!