Не грусти, Мари!
Шрифт:
Я потрясла головой: надо же, замечталась о чем. Мы почти приехали.
Через некоторое время пришлось признаться себе: я постоянно думаю о Дэне, о его крепких руках, губах, о смелых и нежных ласках, которые я испытала в тот памятный вечер. Я убеждала себя: ничего такого, это просто эпизод. Но как забыть? Особенно тяжко приходилось ночью. Иногда я вскакивала и бежала под холодный душ, а иногда до изнеможения качала пресс. Помогало, но не надолго.
Я стала ходить в «Донну Розу», надеясь повидать Дэна. Окольными путями выяснила: он уехал на свадьбу к брату в Новосибирск, вроде бы один, поэтому не работает пока. Мне все чаще хотелось плакать вечерами – такой одинокой я себя еще не чувствовала. Да и с чего я взяла, что понравилась ему, я же ничего не умею, я совсем неопытная…а у него, наверное, были крутые девчонки, шикарные любовницы, просто секс-богини! Но ведь всему можно научиться, так? И вообще, опыт не главное. И внешность
Потом стало хуже. Я заболела Дэном, как раньше барышни болели чахоткой, обострявшей до предела нервы, чувства, эмоции. Я сама не знаю, как это получилось так быстро, без инкубационного периода. Я думала о нем постоянно, мечтала, грезила во сне и наяву. Не знаю, любовь или нет, скорее наваждение, тяжелое, выматывающее душу. Поделиться было не с кем. Изка ничего не замечала, а я почему-то не хотела ей говорить, Пра не было. А вот моя мама спросила по телефону: «Что-то ты какая-то странная, Маш. Влюбилась, никак?» Я все отрицала: не по телефону же такие вещи говорить. А потом…как рассказать маме об обстоятельствах нашего, скажем так, знакомства?
Часто представлялось, как Дэн ласкает других девчонок, а они умело ему отвечают, закрывают глаза и закусывают губы, постанывая от удовольствия, впиваются ногтями ему в спину… Он … снова и снова целует, гладит, дотрагивается, сжимает, длинные волосы разметались по спине…алые царапины на коже как у эльфа. Я выламывала себе пальцы, вцеплялась в волосы, кусала губы, стараясь отогнать видения. Но они, словно фантомы, подступали ближе и ближе. Это уже паранойя? Один раз, ночью, стало совсем невмоготу. Я пошла на кухню, села за стол и стала смотреть в окно на пустую улицу. Повернуть за угол, и будет «Донна Роза». От размышлений меня отвлек шум мотора. У дома остановился мотоцикл, потом еще один – наш Фердинанд. Я смотрела, прижавшись к стеклу. Изка сняла шлем, расбросав волосы по затянутым в черную кожу плечам, что-то сказала своему спутнику. Я не сомневалась, что это именно спутник, а не спутница. Так оно и было: байкер оказался симпатичным парнем. Он помог Изке закрыть Фердинанда в гараже, а потом они долго стояли под фонарем, разговаривали. Изка прислонилась к столбу, заложив руки за спину, парень обнял ее. Я видела их профили, удивительно чистые и светлые, как на старинных гравюрах. Неяркий рассеянный свет фонаря делал картинку очень красивой и романтичной. А мне опять стало грустно. У меня никогда так не будет. И никто не напишет на асфальте мое имя. Честно, мне очень нравится, когда парни пишут своим девчонкам на заборах, стенках там разных…У нас на соседнем доме на уровне четвертого этажа написано краской: «Светик, прости меня. Я тебя люблю!» У Светика уже, наверное, дети появились давно, она их выводит гулять и смотрит на эту надпись. Я уверена, она простила. Надо же было еще как-то на этот четвертый этаж забраться… Хотя Алиска считает, это все пошло и банально. Но у Алиски немного другие ценности: она раз обмолвилась, что если парень ее в Макдоналдс поведет, то она с ним не будет общаться, ее надо водить только в дорогие заведения. Блин, да какая разница, куда вообще идти? Если тебе хорошо с человеком, то остальное неважно. Нет, я не желаю «рая в шалаше», но отбраковывать хорошего парня только потому, что он повел тебя в Мак? И, кстати говоря, кофе там хороший. Изка даже домой его частенько привозит и умудряется не расплескать. Может, все же рассказать ей? Подруга должна понять… Словно в ответ на мои мысли замок тихонько щелкнул, Изольда вошла, стараясь производить поменьше шума. Я слышала, как она расстегнула косуху, стянула перчатки, звякнули ключи, привычно брошенные на обувную полку, в следующий раз опять не доищется. Пожалуй, надо ложиться, сейчас, только Изка зайдет в ванную. Я загадала: если вдруг повернет на кухню, я все расскажу. Но она не зашла. И в ванную тоже. Очевидно, сразу улеглась, шагов больше я не слышала.
А мне вдруг пришла смс от Билайна, ну, можно подключить услуги и так далее. Обычно они днем приходят, наверное, какой-то сбой. Глядя на засветившийся дисплей телефона, я подумала, может, написать сообщение Дэну? Так, ничего особенного, ненавязчивое небольшое послание, дружеское. Прокрутившись на постели полчаса, написала следующее: «Привет, Дэн! Как ты, как поездка?» Как ни странно, ответ не заставил себя ждать, и я поспешно выключила звук у мобильника – в тишине мелодия из Властелина Колец показалась чересчур громкой и тревожной. «У меня все хорошо, сейчас в поезде. А ты как поживаешь?» – написал Дэн. Я принялась лихорадочно размышлять: как сделать так, чтобы он не понял, что со мной происходит, но в то же время понял, что небезразличен мне. В итоге отправила: «Тоже хорошо. Приезжай, мы тебя ждем». Через пару минут пришло: «Обязательно приеду. Скучаю». Как это? Он скучает
На следующий день мне удалось дозвониться до Пра. Слушая усталый и какой-то бесцветный голос в трубке, я засомневалась, удобно ли набиваться в гости. Не ответив на вопрос, что, собственно случилось, и заверив, что у нее все хорошо, Пра сама пригласила меня зайти. Так, надо срочно простирнуть платье.
Вечером выпал снег, первый. В смысле, второй, первый на Покров всегда выпадает, но не ложится. А этот вот лег тонким слоем. Темная улица стала наряднее – снег укрыл мокнущие листья, грязь и мелкий мусор. Мне подумалось: это как немолодая женщина примерит свадебное платье – и покажется в нем на мгновение юной и красивой, как когда-то была. Интересно, мне доведется выйти замуж когда-нибудь? «Суженого конем не объедешь», – говорит моя бабушка. И еще говорит: «Судьба придет, под лавкой найдет». Но почему же тогда столько одиноких девушек вокруг? И женщин. Взять нашу Светлану Николаевну – преподавательницу маркетинга. Умная, красивая, грамотная, характер хороший. Не какая-нибудь там «синий чулок», совсем наоборот. Тридцать пять лет, не замужем. Или Екатерину Сергеевну с кафедры информатики, почти такая же история. Где же их суженые? Время идет… Ох, опять я на свою тему съехала.
С Пра я столкнулась у подъезда – она шла из магазина с банкой кофе в руках. Мне показалось, подруга еще сильнее похудела.
– Привет, Маш. Заходи.
Мы поднялись. Я прямо в прихожей протянула ей пакет с платьем:
– Пра, спасибо огромное. Ты меня очень выручила.
Пра смотрела куда-то в сторону, вид у нее был потерянный.
– Что случилось-то? Я же вижу, неприятности у тебя.
– Да как сказать, Мари. В общем…мы с Мотором…с Андреем, в смысле…расстались. Все.
И зарыдала, закрыв лицо руками, уткнувшись в косяк, выронила платье. Я в растерянности опустила руки. На самом деле, Пра сильно изменилась за последние два года, в ней мало что осталось от безбашенной девчонки, залепившей Изке кулаком в нос. Она повзрослела, стала сдержанней и мудрее, даже казалась старше своих лет. Всегда ровная, спокойная, в хорошем настроении, готовая пошутить и посмеяться, сейчас Пра плакала навзрыд, кашляя и задыхаясь. Я, не зная, что делают в таких случаях, пошла за стаканом воды. На кухне воняло чем-то тухлым, в раковине громоздились немытые тарелки, на столе стояла куча чашек. Я, нервничая, принялась искать чистый стакан. Когда нашла, Пра села за стол, вытерла лицо рукавом.
– Отбой. Истерика отменяется. Напугала тебя?
– Есть немного.
– Это так, остаточные явления. Мы уже давно.
Короткие рубленые фразы Пра выговаривала через силу, будто слова застревали в горле, а она их проталкивала через гортань.
– А ты где была? А работа как?
– У меня отпуск. Была у…у него. А потом поехала к Катюхе со Степкой. Хорошо у них. Крестник растет. Казак.
Я не стала спрашивать, почему вдруг казак.
– Ты вот что, Пра…расскажи мне, если хочешь. А если нет, ничего. А я приберусь здесь, и не возражай.
– И не буду, – Пра обессилено прислонилась к стене. – Ты извини, я забыла, что тут такой свинарник. Блин, что-то еще и протухло.
Оказалось, пропал лук, Пра хранила его в ящике под столом. Мы решили выкинуть весь ящик.
В морозилке нашлись куриные котлеты, я поставила сковородку с маслом на огонь, стала варить рис.
– Да что рассказывать, – Пра тяжело вздохнула, – я давно заметила, что он стал другим. Переменился ко мне очень. То звонил часто, когда приезжал, всегда со мной был. А тут приехал в пятницу, а зашел ко мне в воскресенье часа на полтора и сразу уехал. Не, я понимаю, семья там, это да. Друзья, все понятно. Я не говорю, что он должен был только у меня торчать, но я не хочу быть в ряду: машина-группа-друзья-гараж. Я хочу свое особое место, не первое, не главное – главное это семья, но все равно особое. Понимаешь?
– Ну? – я осторожно вытирала вымытые тарелки.
– Ну и вот. Был бы он на гражданке, я бы подумала, что другую нашел, а в части у них из женского пола только медсестра да уборщица, обе в годах уже. До города далеко, их не пускают, то есть, девчонку найти негде. Я спросила напрямую: ты меня любишь? Как-никак два года встречаемся, имею право знать…
– А он?
– А он сказал…что не знает, Маш. То есть, времени разобраться у него не было, – у Пра снова потекли слезы по бледным щекам, – извини, я что-то совсем расклеилась.
– Ничего, ты не стесняйся, – я неловко погладила ее по голове.
– А я так не могу, Маш. Говорят, что надо, чтобы тебя саму любили, да только это фигня, – голос Пра окреп. – В одну ладонь не хлопнешь, любить оба должны. Пусть кто-то больше, кто-то меньше. Каждый в свою меру. А когда один не знает, то надо расходиться. Ну, мы и разошлись. Я предложила, а он не стал спорить.
– Жалеешь?
– Не привыкла еще. Пройдет время, переживу.
Она сильная, Пра, я сразу это поняла. Не то, что я. Мне так плохо из-за Дэна, я каждую ночь о нем думаю, а мы ведь даже не встречаемся.