Не имея звезды
Шрифт:
— Браво, Герберт. Многим нужны часы лекций и сотни предложений сложных объяснений, чтобы понять это.
— Но это знание не поможет мне с моим вопросом, — понурился Проныра.
— Но возможно поможет другое, — подмигнул профессор. — Герберт, магия никогда ничего не дает, не взяв что-то взамен. Но этот закон работает и в обратном смысле. Я уже давно наблюдаю за вашим колдовством, Герберт и, кается, знаю в чем ваш талант, в чем ваша плата, за отсутствие способностей к Ментальной магии.
Флитвик взмахнул рукой и около помоста из воздуха возникла ваза. Красивая, фарфоровая ваза.
—
— Win…
— Нет-нет. Без слов. Поднимите её в воздух невербально Герберт.
— Но....
— Пока не попробуете — не узнаете.
Ланс со скептицизмом взглянул на профессора, а потом мысленно произнес нужную формулу, взмахнув палочкой. Мгновение и ваза парит в воздухе. Рот Геба чуть приоткрылся, а глаза распахнулись подобно окнам по утру. Это было так легко, так просто, совсем не так, как пишут в учебниках.
— Вы никогда не овладеете Высшей Магией и Ментальной магией, но ваш талант — неверабльные чары. Возможно, что-то еще. Магия всегда справедлива и берет и дарит — равноценно.
Филиус вновь взмахнул палочкой и ваза исчезла. А юноша на глазах преображался, вновь он стал красив, вновь глаза засияли подобно драгоценным камням под лучами солнца. Проныра увеличился в росте, расправил плечи и спину.
— Профессор, я... мне...
— Нужно бежать — приниматься за работу. Вперед, Герберт, летите в своем собственном потоке и никогда больше не смотрите вниз. Земля — она не для нас.
Юноша кивнул, соскочил с помоста и побежал к дверям. Но он остановился, повернулся, и произнес «ритуальную фразу»:
— Спасибо, профессор.
И услышал «ритуальный ответ»:
— Не за что, Герберт. Абсолютно не за что.
Проныра буквально вылетел за двери, а те с шумом захлопнулись за спиной парня. Ланс побежал к лестнице и не увидел, как Флитвик, сидя на помосте, вновь зашелся в приступе кашля.
30 октября 1993г Англия Хогвартс
Герберт поставил точку и сладко потянулся. Все было готово. Эти девять дней он буквально дневал и ночевал в своей берлоге. А взяв у Помфри больничный, даже пропустил несколько занятий. Но все же —в се было готово. Да, его первое заклинание. Самое первое. То, которое он не выучил не занятиях, не нашел в учебнике, а составил сам от начала и до конца. Двенадцать уровнений, сорок одна операция, девять невербальных конструктов, две Младшие и три Старшие руны (именно на зубрение рун ушло несколько сот часов и пара литров крови из носа и ушей), и два вербальных конструкта и заклинание готово.
Всего на работу ушло гигантское количества часов, учитывая, что идея возникла уже так давно. Но все же — Ланс справился. Он взял весь свой ум, отвагу и веру, и выплавил из них нечто новое, то, чего еще не видел мир. Это было потрясающее чувство знать, что ты смог что-то сотворить. Сотворить буквально из ничего.
Ланс сидел среди кучи исписанного пергамента, среди подаренных трудов, машинки, и десятков пустых банок из-под чернил. А в его дневнике красовалась запись всего на две странице, там были приведены движения и формула, как вербальная, так и не вербальная.
И все же, кое-что пока не позволяло Гебу броситься в лес — опробовать свое творение. Этим чем-то было желтое от старости письмо.
Ланс никогда не открыл чужую почту, но ведь он англичанин, а значит это письмо и для него. Проныра сладко потянулся, зевнул, и взял в руки конверт. Теперь, когда с делами было покончено, он мог позволить себе немного отвлечься.
С хрустом распалась сургучная печать, и на колени Лансу спустился тонкий бумажный лист послания.
«Я знаю, что это письмо никогда не будет опубликовано, оно даже никогда не дойдет до берегов страны, которой я причинил так много зла. Возможно, это и правильно. Зло не должно соседствовать с добром, а я был злом. Пусть недолго, всего пару лет, но как же много ужасных вещей я успел свершить за эти скорбные дни. Сколько сирот я оставил за собой, сколько вдов, сколько отцов, детей переживших... нет, это слишком много чтобы выдержать человеку, что ж, будем благодарить магию, что я не человек.
Это письмо никогда не опубликуют, поэтому я могу с гордостью сказать — я не человек. И поэтому все проклятья, которые ночью вы сыплете мне на голову, можно справедливо начинать с «Поганая нелюдь», хотя я знаю, что вы и так это говорите, не можете не говорить, то что я делал было бесчеловечно, было ужасно...
Впрочем, если вам интересно кто я — спросите у своего правительство или у доблестных Авроров. Они знают, всегда знали.
Вы спросите зачем я пишу? Не знаю. Мое сердце сейчас спит в другой комнате, а на столе лишь бутылка виски, даже льда не нашлось для стакана... Вот и пишу. Не могу не написать. Глупо и низко просить прощения, и тем более надеяться, что простите, но все же я прошу, от всего сердце, от всей души, с искренностью неизвестной мне доселе, я прошу прощения за то, что сделал.
Я бы хотел, дьявол, как бы я хотел сказать, что все это было не по моей воли, но это не так. Все это было частью меня, вся ненависть, вся ярость по отношению к магам, это все не от того, кого вы зовете Вол-де-Мортом это не он породил это в моей душе, это там было всегда, а я лишь дал выход. И все же — я прошу прощения. За кровь, за слезы, за то, что пламя вас не согревало, а сжигало в прах, дотла. И за прах я тоже прошу прощения.
О, мое сердце проснулось, у него схватки. Здесь я вынужден прерваться и написать последний раз — простите меня.
Что ж, надеюсь это хоть чуть-чуть омоет мои руки. Ведь кровавыми руками нельзя держать детей. Уж я-то знаю.
Фауст Либефлем»
Герберт еще несколько раз перечитал письмо, а потом сложил его в несколько раз и убрал в край стола. Жаль его нельзя было вынести из комнаты, но Проныра решил, что найдет оригинал. А когда найдет — спрячет, чтобы задуматься над текстом позже. Возможно — через пару лет, когда придет время тайн. Потому что этот год — год свободный от загадок и мистерий.
Проныра собрал вещи, провёл пальцами по полям шляпы и двинулся к подземельям. Там он оставит все лишнее и продолжит свой путь — к краю территории, там, где он, сразившись с дементорами, вернет себе себя.