Не имея звезды

Droi

С каждым шагом Проныра проникся атмосферой этой части замка. Атмосферой решимости, отваги, непринятия никаких законов и пределов. Всего того, что было важным и священным для юноши, и всего того, что тот предал из-за собственной слабости. Но всего того, что Герберт намеревался вернуть себе. А потом забыть об этом эпизоде, как он забывал обо всей грязи, лжи, обмане, зле, чернухи, отчаянья и прочем, чего было в изобилии сироты из Скэри-сквера.

«Никогда не помнить зла!» — девиз из одной из любимых книг Ланса, давно стал и его девизом. Уж он-то точно знал, что жизнь настолько коротка и прекрасна, что было бы верхом идиотии помнить о ней — о тьме. И уж тем более не стоило взращивать её в себе, пестуя

и сетуя, что таким образом возвышаешься над другими. Нет, это был путь кого-то другого, но не Герберта Ланса.

Распахнулись двери зала и Ланс вошел под свод, где уже кружились волшебные святлячки, призванные двукратным Чемпионом Европы по Дуэлям. Флитвик стоял на помосте, крутя палочку в пальцах. Он ожидал слизеринца, а в глазах его плескалась гордость. И как острое, отравленное жало, эта гордость вонзилась в сердце Ланса. Нет, он был недостоин той похвалы, той радости, которую излучали глаза мастера чар после лета.

Ведь тогда, после первого «занятия» этого года, Флитвик сказал, что Ланс наконец-то взлетел. Что он впервые за полтора года начал не защищаться, надеясь устоять под натиском превосходящего противника, а нападать — желая победить этого самого противника. Желание победы, вот что было главным в полете.

— Начнем, Герберт, — кончик палочки Филиуса засветился, но чары так и не сорвались в путь.

— Профессор, — каким-то чужим, хриплым и надломленным голосом произнес враз поникший и уменьшившийся в размерах Ланс.

Его яркие глаза вдруг поблекли и даже сама красота обернулась каким-то внутренним уродством. Это не укрылось от цепкого взора маленького почти-человека, с огромным светлым сердцем.

— Что с вами, Герберт? Вы заболели?

Ланс помотал головой, а потом сказал:

— Простите профессор, но мне придется нарушить наш уговор...

— Продолжайте.

— Я ... я ... я... хочу попросить вас обучить меня одному заклинания. Заклинанию, которое поможет справиться с дементорами!

Флитвик, минуту назад напрягшийся после этой фразы, вдруг расслабился и подошел к Лансу. Он хлопнул слизеринца по спине и уселся на край помоста. С детской непосредственность и беззаботностью, на какую-то часть гоблин стал покачивать ногами в воздухе.

— Присаживайтесь, Герберт.

Проныра вздрогнул, но сел рядом, совсем близко. Со стороны, если не знать, можно было подумать что отец беседует с сыном, или дед со внуком. Но это было не так. Совсем не так. А может и так, но Герберт не знал кто такой — «отец», только что такое это слово.

— Я не смогу обучить вас этому, — тяжело вздохнул Флитвик, и наткнувшись на почти мертвые глаза слизеринца тут же добавил. — Но вовсе не потому, что не хочу! Я бы отдал многое, чтобы дать вам такое знание. Но видите ли, я и сам им не владею.

— Но...

— Даже не старайтесь Герберт, это слишком великие секреты магии, которые я спешу вам открыть. Герберт, у вас ведь не получилось овладеть ни окклюменцией? И именно поэтому вы носили сперва бандану из изолирующей ткани, а потом и эту шляпу, с подшивкой из того же материала?

— Да, — скорбно признал юноша.

— И это не удивительно, — тепло улыбнулся профессор. — Я вполне могу вас понять. Видите эти серьги? Это вовсе не моя прихоть и не дань гоблинским традициям. Это амулеты, защищающие мои мысли. Я тоже не могу овладеть наукой защиты разума.

— Это...это... как-то...

— Шокирующе?

— Именно.

Флитвик рассмеялся.

— Но профессор, как связана окклюменция и моя просьба?

— Сейчас, сейчас, я все объясню...кха...кха, — Флитвик зашелся в очередном приступе кашля, но поднял руку, показывая, что с ним все в порядке. Когда приступ закончился, старик произнес. — Ох уж это простуда... Видите ли Герберт. Заклинание патронуса,

а именно оно поможет при столкновении с дементором, относиться к Высшей Магии. А девяносто девять процентов Высшей Магии есть суть симбиоз одной отрасли волшебства с другой, самой древней и самой глубокой — Ментальной Магии.

— Я что-то читал о ней... — протянул задумавшийся Герберт.

— Конечно читали. Ведь она была основой всей нынешней магической науки! Она и есть первооснова волшебства. Первооснова, которой природа обделила и меня и, что печальнее — вас. Видите ли, мы напрочь лишены способностей к ней — к Ментальной магии.

— Я все еще не понимаю.

— Не удивительно, — хмыкнул Флитвик. — Представьте, что вам нужно оживить каменные статуи. Где вы возьмете для них разум, чтобы они могли различать союзников и врагов? Где возьмете для них навыки держать оружие? Где возьмете для них все остальное? Только в разуме — в своем разуме Герберт. И часть этого разума вы на время, магией, поместите в оживленную скульптуру, наделив её некоторыми собственными, а так же собственными-утрированными, качествами. Тоже самое и со всей Высшей Магией, она всегда имеет частичку вашего «Я». А патронус, вдобавок, является его воплощением. Патронус не только Высшая светлая магия, но и апогей, сама суть Ментальной. Но мы с вами знаем, что пока не попробуешь, не узнаешь. Так что вот что Герберт. Представьте себе самое яркое, самое счастливое свое воспоминание, потом сделайте такие вот взмахи и произнесите: ExpectoPatronum!

И Герберт закрыл глаза. Не стоило трудов достать это самое счастливое воспоминание. Не стоило трудов достать их два, пять, двадцать, почти сотню. Герберт, не оставляющий в душе зла и тьмы, всегда жил на свету и в свете. Образы его друзей сменялись картинами Египта, а потом и детства, и Леса, и метлы, и Хогвартса, и еще тысячами других. Ланс наполнил всего себя ощущением бесконечной радости, веселья, счастья и жизни.

Он и Флитвик не знали, но привидения, бывшие поблизости, сейчас взвыли от боли и ужаса, и упорхнули куда подальше. Что зачадили портреты изображавшие некогда живых людей, а сами люди бросились наутек. Не знали они, что факелы в коридоре за дверьми, вдруг вспыхнули подобно звездам. Не знали, что весь огонь в замке и рядом с ним, заплясал, будто приветствуя кого-то, кого ждал так долго, кого-то, кого уже не надеялся увидеть в этом мире, кого-то родного, близкого.

— ExpectoPatronus!­ — произнес юноша.

Но ничего не произошло. Лишь мигнул кончик палочки и все.

— Что и требовалось доказать, — вздохнул Флитвик. — У любого, даже самого неудачливого мага, из палочки бы вырвалось легкое серебристое облачко — проекция его «Я». Но м ы с вами не способны даже на это.

— Профессор, — вновь произнес Герберт, постукивающий себя по подбородку. — Получается, что используя Высшую магию, челвоек отделяет частичку разума...

— Лишь на время, потом она возвращается. Древние мудрецы даже использовали это для того чтобы расширить границы своего восприятия. Впрочем, я знаю одного мага который и сейчас балуется этим. Он еще директором в одной известной вам школе работает.

— Хм...

— Но... кажется вы думаете о чем-то другом.

— Авада Кедавра сэр. Я понял, как она работает.

Флитвик улыбнулся и кивнул головой, предлагая продолжить:

— Ведь она отделяет душу от тела, но как можно отделить Инь от Янь? Душу от тела? Только если обмануть мироздание. Тут, получается, работает принцип симбиоза. Маг отделяет частичку, крохотную частичку своей души, и присоединяет её к душе заклинаемого. Но эта частичка уже мертвая и должна отправиться дальше, а сила тяги столь велика, что забирает и частичку, и целую душу. Это заклинание, столь мощное и опасное, по сути — простой обман.