Не имея звезды
Шрифт:
Сам Ланс выглядел, как и всегда — удобные кеды, джинсовые черные брюки, пояс с широкой бляхой, белая рубашка, черная жилетка и черный галстук селедка.
Менеджер, вся красная, запыхавшаяся, с планшетом, от которого кто-то оторвал пару листов, протиснулась в коморку и позвала ребят на сцену. Те, попрощавшись с Лансом. Подхватили инструменты и пошли. Герберт, как всегда, остался один, что, если честно, не очень его смущало. Проныра достал очередную книгу и углубился в чтение. В этот раз он читал апогей нуара, в котором главный герой в итоге взрывает себя на площади. Конечно, спустя полвека, самоубийство в нуарном произведении стало
Лансу потребовалось почти пять лет, сотни каталогов и тысячи наименований, чтобы найти единственное стоящее волшебное литературное произведение. Самое обидно было в другом. Указанный тираж — всего восемьсот экземпляров. И, что еще обиднее, свой Ланс прикупил за два сикля и это с автографом автора!
— Беспредел, — качал головой негодующий читатель.
Ведь произведение — «Вместо крови — огневиски», с вампиром в качестве главного героя, можно было с уверенностью ставить на одну полку вместе с «Я приду плюнуть на ваши могилы». Дочитав, Герберт закрыл книгу, на обложке которой вампир разрывал глотку какой-то леди. На лице той застыл смертный ужас, а брызги крови, благодаря неизвестному заклинанию, разлетались с обложки по всей гримерке, правда через удар сердца высыхали, незаметно испаряясь.
Бережно убрав книгу в сумку, Ланс понял, что ему стоить купить еще что-нибудь, иначе он рискует остаток турне провести без литературы. А, по мнению Проныры, хуже этого могло быть только отсутствие его любимых сигарет. Но, наличие последних в количестве пяти блоков приятно успокаивало нервы.
— Герберт, — постучали в дверь. Почему-то юноше показалось что стучали каблуком. — Пять минут.
Роджер, услышав заветную фразу, мигом вспорхнул с пудреницы на шляпу. Проныра посмотрел на грим, подумал немного, а потом плюнул на это дело. Мало того, что он не умел его наносить, так ему это попросту казалось лишним.
Привычно закинув Малышку за спину грифом к полу, Герберт вышел из гримерки. Пожалуй, единственное что запомнит этот начинающий музыкант из первого турне — коридоры. О, они были самыми яркими достопримечательностями во всех городах.
По всей длине рукава на стенах висела плакаты выступавших здесь групп с из автографами. Идя по такому месту, невольно ощущаешь сопричаность к чему-то большому, чему-то, без преувеличения, великому. А уж когда проходишь мимо изображения легенд, висевших в самом начале, понимаешь что выступаешь на той же сцене, что и твои кумиры, и это заставляет любить музыку еще больше. Герберт, в такие моменты, даже забывал, что почти месяц не пользовался палочкой, убрав ту в Сундучище.
По традиции прикурив Бобби, Ланс дождался сигнала от звукаря и поднялся на сцену. Он вновь посмотрел на многотысячное море, взглянул на огромный экран, вновь крупным планом показывающий музыканта. Потом парень, как ни в чем не бывало, спустился на лестницу, ведшую в зал, уселся на ступени, положил себе на плечо стойку с микрофоном и провел пальцами по струнам.
— Некогда, — голос Ланса прогремел по всему залу, который, что удивительно, встречала его аплодисментами. — В Уэльсе жил волшебник, отчисленный с четвертого курса «Моригана», одной из Британских школ магии. Песня для его сгнивших костей. «Simpleman»!
(п.а. Герберт исполняет Lynyrd Skynyrd — Simple Man,
И вновь в вышине замаячила долина из зажженных палочек. Герберт, скорее, предпочел бы «вжарить року», но после финальной песни Тремонта зал не был способен воспринимать нечто «жаристое», но, в конечном счете, и это произведение было ничем не хуже остальных.
Отыграв, Ланс некоторое время наслаждался вспышками камер, криками толпы, и одуревшими лицами людей в фан-зоне. Потом он поклонился, прижимая гриф к животу, и вместе с группой ушел со сцены.
В гримерке
— Слушай, а чем знаменит этот твой волшебник? — спрашивала Вики, стилист которой (что удивительно — традиционной ориентации) старательно пытался снять грим с лица гитарискти.
Тремонт, Алико и Доктор Зло уже куда-то смотались. Собственно, смотаться собирался и Ланс, но сперва ему нужно было убедить Сундучище в том, что листы пергамента не сойдут в качестве десерта. И вообще, на этих листах домашнее задание за это лето, в том числе и по Зельям. А без этого задания, Снейп сожрет не только Ланса, но еще и самого Сундучище.
— А ничем, — отмахнулся Геб, вырвав из пасти поклажи очередной свиток. — Разве что книгу хорошую написал.
— Только одну? — спросил стилист.
— Ну, — пожал плечами юноша. Отбив последний свиток, парень убрал Малышку в футляр, накинул летнюю, тонкую кожанку и стал зашнуровывать ботфорты. — Я слышал в Азкабане с бумагой и чернилами дела обстоят не очень.
Вики вздохнула и покачала головой, чем вызвала приступ Темного Лорда у её стилиста. Во всяком случае он вдруг начал раздраженно шипеть, а глаза полыхнули красным.
— Не заботишься ты об имидже.
— А чего такого?
— Чего такого? Уже к утру все будут говорить о том, что ты пел для мертвого зэка. К полудню выяснят что ты стоишь на учете в Аврорате, а к вечеру будут говорить что «Сестрички» возят с собой малолетнего преступника.
Ланс только хмыкнул и выходя из гримерке, обронил:
— Ну так и кто о чьем имидже беспокоится?
Выйдя вон, Ланс поднял воротник кожанки, закатал рукава и, перекинув фенечки на запястье (подарок Рози), пошел в противоположную сторону от толпы, ход которой перекрывали плечистые секьюрити.
Наверно вас интересует, как писатель оказался в тюрьме. Что ж, все просто — он публично заявлял, что идеи Гриндевальда о всеобщем благе ничто иное, как предлог для ... ну и там шла «непереводимая игра слов», за которую его и упекли. Ранимая душа поэта не выдержала нагрузки тюрьмы, и какой-то дементор случайно облобызал беднягу. Вот такая вот «Шекспирня».
Выйдя со стороны подворотни, Герберт тут же положил руку на шляпу — не даром Чикаго называют «городом ветров». Ланс, обогнув концертный зал по широкой дуге, шел мимо гудящего проспекта. По проезжей части проносились машины. В их черном, звенящем металлом потоке, мелькали желтые силуэты такси. А сверху на асфальт лился электрический свет. Десятки вывесок, горящие окна в небоскребах, все это разгоняло тьму, не давая её спуститься и обнять неспящий город. Но, порой, проходя мимо небольших закутков, можно было услышать далекий вскрик во тьме, или тихий стон, мольбой взывающий о помощи. Тогда, ускорив шаг, поближе жмешься к поребрику, стараясь побыстрее отойти от мест, до которых тьма все же добралась, принося на своих крыльях тех, кто просыпается лишь в сумерки. Но все же Герберт любил ночные города.