Не измени себе
Шрифт:
По ортопедии и травматологии у меня тотчас появилась гора книг. Выяснилось, что именно в этой сфере медицина наиболее консервативна. Ведущие авторитеты утверждали, что человеческая кость к росту не способна. Она может лишь сращиваться, да и то с большим трудом. Некоторые доказывали, что даже и подобный процесс ей не под силу. По их мнению, так называемое сращение являлось лишь видимостью. За счет сильного сжатия костные отломки всего-навсего механически проникали друг в друга мельчайшими осколками и поэтому держались.
И вдруг у одного японца, а затем у американца я
Я обрадовался - значит, со своей коровой я ничего не нафантазировал!
Робость моих коллег в отношении своих предсказаний, очевидно, была вызвана тем, что никто из них не знал, как создать благоприятные условия, которые способствовали бы росту наших костей. Я не имел об этом понятия тоже.
Зато окончательно прояснилось другое: гипс подобных условий не создает. По сотням рентгеновских снимков мне приходилось наблюдать, что кость в гипсе срастается рывками, через мозоли, которые тотчас разрушаются от толчков и сотрясений.
Постепенно передо мной начал вырисовываться путь дальнейших поисков. Шел я по нему примерно так. Гипсовая повязка - бесперспективна, это уже точно. Образно говоря, она походит на подушку, в которую завернуты две соединенные палки (отломки костей). При малейшем движении они испытывают массу колебаний в разных направлениях: поперечных, вертикальных, круговых, диагональных. Я был убежден, что именно эти колебания и не позволяют развиваться кости в должной мере. Они нарушают и затормаживают ее естественные процессы роста.
Сам собой напрашивался вывод: необходимо создать такое устройство, в котором отломки костей стояли бы относительно друг друга намертво и никаким сотрясениям не подвергались.
Как подобное устройство должно выглядеть, на каком принципе основано этого я еще не представлял. Однако половина пути была пройдена - я сумел поставить перед собой конкретную задачу, которую всегда нелегко сформулировать. После этого мне пришла идея создать вместо гипса своеобразный аппарат, который бы прочно удерживал костные отломки даже при ходьбе. Как следствие этого, у меня начали появляться пособия по слесарному делу. Я стал прикидывать и так и эдак - ничего не получалось. Я не мог найти подходящих компонентов для будущего аппарата.
В качестве отломков я использовал распиленное древко лопаты. Через дерево я пропускал спицы, скреплял их дугами, полудугами, закручивал гайками - ничего не клеилось. Как только я натягивал одну спицу, ослабевала другая. И наоборот.
На зарождение и оформление идеи аппарата, на поиски его конструкции у меня ушло четыре года.
Летом 1949 года меня пригласили в Сургану работать в областной больнице ординатором хирургического отделения. Я сразу согласился. В своем поселке я остро нуждался в книгах, в оборудовании, в опытных специалистах, с которыми можно было бы посоветоваться. Наконец, в квалифицированных слесарях. В Дятловке я оставил мать, четырехлетнюю дочь, сестер и брата. Ежемесячно я высылал им треть своей зарплаты.
Областная больница
Спустя полгода по приезде в Сургану я снова женился. Варю я встретил в доме отдыха нашей больницы. На вечере самодеятельности я вышел на сцену, встал возле столика, накрытого скатертью до самого пола, и, прежде чем начать представление, попросил кого-нибудь из зрителей одолжить мне шляпу. Естественно, что такой добряк тотчас нашелся. Шляпа у него была новая, велюровая.
Я положил ее на стол, загородил спиной от публики и, достав из кармана два яйца, под всеобщий хохот разбил яйца прямо в шляпу. Владелец ее мигом вскочил - он был единственным в зале, кто не смеялся.
Под хохот зрителей я предложил ему надеть свой головной убор. Мужчина попятился. После того как мне удалось отвлечь его внимание, я ловко нахлобучил ему шляпу до самых ушей. Он инстинктивно сжался и вдруг с удивлением обнаружил, что она суха. Сняв ее, мужчина показал публике - там ничего не было.
Мне зааплодировали, потом закричали:
– А яйца? Где яйца?
По моему магическому жесту один из зрителей - это был сторож дома отдыха открыл рот и медленно выдул одно яйцо. Второе, опять же к изумлению публики, обнаружилось в кармане у массовика-затейника.
Начались танцы, Варя пригласила меня на вальс-бостон и не отпускала от себя весь вечер. Я очень намучился - с танцами у меня были нелады. Варю это ничуть не смущало - она оказалась бойкой, веселой хохотушкой.
Женщин я всегда стеснялся, а с ней вдруг почувствовал себя хорошо и просто. Я с удовольствием выложил ей секрет своего фокуса. Варя немного разочаровалась и сказала, что теперь никогда не станет добиваться отгадок, потому что чем все загадочнее, тем интересней...
Оставшиеся полторы недели мы ежедневно встречались. Потом она сказала:
– А ты, оказывается, неплохой мужик. Я даже согласна выйти за тебя замуж.
И мы расписались.
Первым делом она переоборудовала мою келью на свой лад: все книги вынесла в коридор и сложила возле стены. Лопаты и хлам для аппаратов она затолкала в сарай, сказала:
– Здесь будет твой уголок. В комнате чтоб ничего не разбрасывал!
Затем Варя выскоблила пол, вымыла окно и повесила занавески. Я смотрел на свою супругу, молодую, ловкую, хозяйственную, и ни в чем не смел ей возразить.
Постепенно мне пришлось перенести в сарай и книги. Я провел туда на шнуре лампочку, затем радиоточку (ежедневно я слушал сообщения о начавшейся войне в Корее), соорудил верстак и вполне сносно мог там работать. Аппаратом мне удавалось заниматься после работы, до двух, до трех часов ночи. Неуютно было лишь зимой - во все щели сарая дул холод.
А в общем я считал себя счастливчиком: любимая работа, любимая жена, любимая дочь, которую я с согласия Вари перевез в город из Дятловки. Что еще человеку надо?