Не измени себе

Лапшин Александр Алексеевич

На высоте 214 начались неприятности. Первая попытка оказалась неудачной для всех, вторая - лишь для нас с Габидзе. И опять спасибо Габидзе. Он как тень принялся ходить за мной по сектору и настраивать на третью попытку:

– Эту Олимпиаду должен выиграть ты, только ты! Я нет. Я уже все... Соберись!

На этой Олимпиаде Габидзе рассматривал себя лишь как своеобразное прикрытие моих тылов. Я был для него не соперник, а надежда и оправдание собственного выступления на этих играх. В моей победе он видел свою.

214

я взял. Габидзе выжал из себя все, что мог, и перепрыгнул эту высоту тоже. Я подошел к нему, искренне обнял его. От того, что нас по-прежнему двое, у меня заметно поднялось настроение.

216 я преодолел с первого раза. Ник Джемс - со второй попытки, Патрик Фул - с третьей. Габидзе выбыл. Однако сектора он не покинул, остался со мной.

Погода начала портиться. Спустился легкий туман, стал накрапывать мелкий дождь.

Пока в лидеры состязаний вышел я. По попыткам. За мной Ник Джемс, следом его соотечественник. На стадионе присутствовало множество наших туристов. Они беспрерывно подбадривали меня дружными выкриками и самодельными транспарантами типа: "Отступать некуда - позади Москва!", "Буслаев, даешь рекорд!"

218 я вновь перелетел с первой попытки. Меня бросился целовать Габидзе. От радости он едва не плакал.

Когда Ник Джемс перелетел 218 с первого захода, у меня все равно оставался резерв - выигранная попытка на предыдущей высоте. Патрик Фул на 218 выбыл.

Установили 220. Я почувствовал, что не сделаю уже ни одного толкового прыжка. Вдобавок дождь усилился, потемнело. Посматривая на Ника Джемса, я понял, что этой высоты он тоже не возьмет. Американец радовался своей личной победе: после третьего места в Риме теперь второе, серебро. Он был доволен и не желал больше бороться. А зря! Если бы он знал, что отдает титул олимпийского чемпиона сопернику, который пребывает в своей наихудшей спортивной форме!

Закончилось все так, как следовало ожидать: ни я, ни Джемс два метра двадцать сантиметров не покорили.

Спустя некоторое время я стоял на высшей ступени олимпийского пьедестала почета, по бокам от меня высились два рослых американца: Ник Джемс на второй тумбе, Патрик Фул - на третьей. Несмотря на разную высоту ступенек, наши головы находились на одном уровне.

У меня вдруг появилась мысль: "А не пора ли? Вот самый удобный момент, когда можно уйти. Уйти непобежденным олимпийским чемпионом и шестикратным рекордсменом мира. Или нет?"

Я не успел себе ответить - над стадионом загремел Гимн Советского Союза...

КАЛИННИКОВ

Больные ко мне теперь ехали со всех концов Союза: из Грузии, Прибалтики, Сибири, Молдавии. Один двенадцатилетний мальчик прикатил из Карелии, притом "зайцем". (У него был врожденный вывих тазобедренного сустава.)

Страждущие поджидали меня всюду: у порога кабинета, в коридорах, на улице, даже на лестничной площадке возле квартиры. Я постоянно

видел их глаза, которые просили об одном и том же: "Помогите!"

Вне очереди я положил в больницу лишь двенадцатилетнего мальчика.

Журналист одной из центральных газет, который побывал в нашей лаборатории, поместил статью под названием "Что ответить отцу Толика Н.?". Вот она.

"На хирургическом совете докладывается история болезни Толика Н., шести лет, из Москвы. Когда он родился, ножка была короче правой на 6 сантиметров, теперь - на 15. Мальчик, опирвясь об отцовское плечо, здоровой ножкой стоит на диване, больной, короткой, болтает в воздухе. Играет.

Дома ему уже сделали пять операций. Как обычно поступают в таких случаях, брали кость из бедра, из руки, пересаживали в ножку. Пять лет из шести мальчик не снимает гипсового панциря.

В материалах симпозиума отмечалось, что Калинников вытягивает кость бескровным способом.

– Поймите, - говорит Калинников отцу Толика, - вашего сына мы не можем положить, у нас очень мало коек.

Мужчина спокойно его выслушивает, говорит:

– Да, да, я знаю, очередь на десять лет.

И вдруг кричит:

– Но пусть в шестнадцать он перестанет быть калекой!

Подобных примеров можно привести немало. Вот цифры: за прошлый год в поликлинике у Калинникова было принято 4678 человек. На очередь поставлено только 169. Самые сложные, самые серьезные, не поддающиеся лечению другими методами случаи. Ждать этим 169 предстоит долго, очень долго.

Очередь не за автомобилями и не за мебельными гарнитурами - за собственными ногами и руками.

Отчего же это происходит?

С одной стороны, Минздрав РСФСР постановляет:

"Отметить высокую научную значимость метода доктора Калинникова и рекомендовать к широкому внедрению в практику здравоохранения".

С другой - Минздрав СССР сообщает в Госплан:

"Министерство здравоохранения согласно с мнением Госплана о нецелесообразности строительства в текущем пятилетии в г. Сургане крупного научного комплекса".

Пытаясь докопаться до причин, которые объяснили бы столь двоякое отношение к работам Калинникова, я услышал: универсальных методов в медицине не существует. В одних случаях помогает аппарат Калинникова, в других иные способы.

Правильно, универсальных методов нет. Вероятно, сотням и тысячам больных больше показано другое, некалинниковское, лечение. Но я сейчас говорю о тех, тоже сотнях и тысячах, которым, по признанию самих медиков, лучше всего помогает аппарат Калинникова и которые этой помощи лишены будут еще долгие годы. Вот о чем я говорю... Пришлось услышать еще и такое: газетная шумиха оказывает Калинникову плохую услугу. В Сургану едут люди, начитавшись ваших легкомысленных статей. Пожалейте их, прекратите раздувать нездоровую шумиху.