Не измени себе
Шрифт:
"...Пусть даже медицинская практика доктора Калинникова обогнала теорию... Допустим!.. Но именно это-то и не дает нам права повсеместно распространять его аппарат!"
"...Факт. Да. При гнойном воспалении вопреки всем медицинским правилам человеческая кость в аппарате срастается... Но какой этому сопутствует биологический процесс? Ответьте?.. Совершенно ясно, товарищи, что метод Калинникова не имеет под собой исчерпывающей научной базы. То, что мы наблюдаем, - это только талант и искусство. Но разве
Возражал я примерно так:
"...Да, мы не знаем еще всех биологических процессов, ну и что? Для этого нужно время, а главное, настоящая научная база и кадры, чего мы пока не имеем... Разговоры насчет таланта - выдумки! В нашей лаборатории, помимо меня, аппарат умеют накладывать уже больше десятка врачей... Кто не знает причин моего отказа от семинара, тому повторяю: я за наш метод всерьез. Поверхностное изучение его не приведет к положительным результатам. Это моя позиция..."
Одновременно с этими перипетиями я закончил написание диссертации. Прежде чем представить ее на защиту, необходимо было собрать три положительных отзыва.
Первый оппонент, профессор из Ленинграда, продержал мою работу полгода и в результате высказать свое мнение отказался. Второй, видный травматолог из Казани, заключение прислал, но безрадостное. Мою диссертацию он оценивал как еле-еле натягивающую на кандидатскую. Я ничего не понимал: метод, посредством которого излечились уже около 3000 больных в три раза быстрее обычных сроков, ни в чем не убеждал моего коллегу. Тут было что-то не то. С третьим оппонентом повезло, он прислал самую восторженную рецензию и вызвал меня для защиты диссертации в свой институт травматологии и ортопедии, которым руководил. Фамилия его была Байков.
Диссертацию я защитил. На банкете Байков с глазу на глаз вдруг сказал мне:
– Знаете, а ведь я тоже был предупрежден, чтобы не переоценить значения вашей диссертации.
– Кем?
– Неважно. Лицо в нашем мире довольно влиятельное.
– Ясно, - протянул я.
– Что же это лицо еще сказало?
– Что в лучшем случае ваша работа натягивает на кандидатскую. Но я ответил, что научными принципами торговать еще не научился и надеюсь, что никогда не научусь. Ваша диссертация заслуживает докторской.
Я рассеянно покивал.
– Вы сказали: вас тоже предупредили. А почему "тоже"?
– Ну, видимо, как и двух ваших предыдущие оппонентов.
Меня словно ударило - я почувствовал одну и ту же руку. Везде: в перипетиях, связанных с затяжкой строительства нового корпуса, в бесплодной переписке по поводу выездного семинара, в интонациях выступлений на симпозиумах в мой адрес и вот теперь, в истории с диссертацией. Эта рука обладала большой силой, связями и очень тонко, незаметно пыталась держать
Байков мягко положил мне на плечо руку.
– Все это мелочи. Главное, что вы открыли новую главу во всей травматологии.
В ВАК мою диссертацию представили как докторскую.
Везение, по-моему, сестра прогресса. В Сургану заехал один из членов ЦК КПСС. Он возвращался из зарубежной поездки и на два дня задержался у нас по делам. Обком партии посоветовал ему посетить нашу лабораторию.
Член ЦК нашел время, прибыл в клинику. Я ему все показал, вкратце объяснил суть метода. Он спросил:
– А в Америке этот метод применяют?
– Пока нет. Они написали нам несколько писем с просьбой ознакомить их с нашим аппаратом подробнее.
– Покажите письма.
Член ЦК прочел их, помолчал.
– Мы дождемся, что они первыми начнут применять у себя наше отечественное изобретение... Чем вам можно помочь?
– Базой. Крупной современной научной базой, где могли бы специализироваться врачи со всего Союза.
– Иначе, нужен специальный институт?
– Да.
– Здесь, в Сургане? А почему не в Москве?
– Если откровенно, то в Москве у меня девяносто процентов времени будет уходить на улаживание неизбежных трений с моими коллегами.
Член ЦК задумался.
– Я попрошу Минздрав СССР вынести ваш вопрос на обсуждение коллегии. И еще: подготовьте необходимые материалы по вашему методу, я доложу в ЦК.
Он уехал, в Сургане появился Зайцев. Наконец-то он получил возможность ознакомиться с результатами компрессионно-дистракционного метода.
– Пока своими глазами не увидишь, не поверишь!
Троекратно расцеловав меня, Зайцев добавил:
– Готовьтесь к лауреатству!
Через две недели он прислал мне телеграмму, что моя диссертация утверждена в ВАКе, и сожалел, что не может отпраздновать это событие вместе со мной.
Действительно, стоило отпраздновать. Вечером мы сели дома за стол, выпили первую рюмку за мой успех. Настроение у меня было приподнятое, благодушное. Раздался междугородный звонок. Звонил заместитель министра здравоохранения РСФСР Фуреев. (Он относился к моему методу с симпатией.)
– Как дела?
– осторожно поинтересовался он.
– Неплохо, - ответил я.
– Праздную!
По молчанию я ощутил, что Фуреев хочет сообщить что-то неприятное, но колеблется. Я напряженно проговорил:
– Вы, наверное, еще не знаете. Мне Зайцев телеграммой сообщил.
– Нет!
– вдруг закричал Фуреев.
– Какая наглость! Какое лицемерие! Не верьте!.. Вас хотят сбить с толку и дезориентировать! У вас все гораздо сложнее!
– Не понимаю, - произнес я.
– Не верить Зайцеву?