Не измени себе
Шрифт:
На утверждение в ВАК диссертацию представили сразу как докторскую.
Я отправился домой, к своим больным.
По-моему, везение — сестра прогресса. В Сургану вдруг приехал один из членов ЦК КПСС. Он возвращался из зарубежной поездки и на два дня остановился у нас. Обком партии посоветовал ему посетить нашу лабораторию.
Член ЦК нашел время, приехал в клинику. Я ему все показал, вкратце объяснил суть метода.
Он поинтересовался:
— А в Америке? Там этот метод применяют?
Я ответил:
— Пока
— Покажите письма.
Я показал.
Член ЦК прочитал их и, помолчав, сказал:
— Мы дождемся, что они первыми начнут применять у себя наше отечественное изобретение. Не в первый раз такое… Чем вам можно помочь?
— Базой, — сказал я. — Нам нужна крупная современная научная база, где могли бы специализироваться врачи со всей страны.
Член ЦК уточнил:
— Иначе, нужен специальный институт?
— Да.
— Здесь? В Сургане?
Я кивнул.
— А почему не в Москве?
Я подумал:
«Говорить все начистоту или нет?»
И решил:
«А, была не была!»
— Если откровенно, — сказал я, — то в Москве у меня девяносто процентов времени уйдет не на развитие моего метода в травматологии, а на улаживание неизбежных трений с моими коллегами.
Член ЦК улыбнулся:
— Я попрошу Минздрав СССР вынести ваш вопрос на обсуждение коллегии. И еще, подготовьте необходимые материалы по вашему методу, я доложу в ЦК.
Как только он уехал, на другой же день в Сургану прилетели начальник сектора здравоохранения при ЦК КПСС и Зайцев. Их направили выяснить: имеются ли в Сургане условия для создания исследовательского медицинского института.
Зайцев впервые ознакомился с результатами лечения компрессионно-дистракционным методом. Проанализировав несколько историй болезни, он изумленно развел руками:
— Пока своими глазами не увидишь, никогда по настоящему не поверишь! — Троекратно расцеловав меня, Зайцев добавил: — Готовьтесь к лауреатству!
Через две недели из Москвы он прислал мне телеграмму, сообщил, что моя диссертация утверждена в ВАКе как докторская, и сожалел, что не может отпраздновать это событие вместе со мной за одним столом.
Действительно, стоило отпраздновать. С женой, с коллегами. Вечером мы сели дома за стол, включили телевизор. Из Москвы передавали открытие Всемирного конгресса за всеобщее разоружение. Настроение у меня было приподнятое и благодушное Я собрался произнести тост за торжество человеческого разума над низменными инстинктами, но не успел — раздался междугородный звонок.
Звонил заместитель министра здравоохранения РСФСР Фуреев (он всегда относился к моему методу с симпатией).
Осторожно он поинтересовался:
— Как дела?
Я бодро откликнулся:
— Неплохо! Праздную!
— Что?
— Диссертацию
Фуреев воскликнул:
— Не может быть!
Я похвастался:
— Точно! Сразу как докторскую!
По молчанию в трубке я понял, что Фуреев хочет сообщить мне нечто неприятное, но колеблется. Я напряженно проговорил:
— Вы, наверное, еще не знаете. Мне Зайцев телеграммой сообщил…
Фуреев вдруг жестко перебил меня:
— Нет! Не верьте Вас хотят сбить с толку и дезориентировать! У вас все гораздо сложнее!
Я растерянно произнес:
— Не понимаю. Не верить Зайцеву?
Заместитель министра ответил:
— О Зайцеве не знаю. Вероятней всего; что и его дезинформировали Он не член ВАКа. Мне известно другое: ваша диссертация опять ставится под сомнение. Вас скоро вызовут на заседание ВАКа, так что готовьтесь ко всему. Вы поняли?
Я тихо откликнулся:
— Да… Спасибо — И, услышав короткие гудки, положил трубку.
БУСЛАЕВ
Уйти из спорта не побежденным — по-моему, просто красивые слова. Уйти в зените славы противоестественно. Это все равно, что похоронить себя заживо. Мои мысли покинуть спорт после Олимпийских игр показались мне нелепыми.
После Токио мне захотелось расслабиться. Я очень устал, дома опять все пошло кувырком — жена взяла сына и в который уже раз ушла от меня к матери. Наши взаимоотношения обострились до предела…
Я улетел в Киев.
На моем горизонте вновь появился Воробей — тот самый, с которым я тренировался у Абесаломова. К этому времени он заметно продвинулся в спорте — стал чемпионом страны и мира по пятиборью. В Киеве Воробей служил в рядах Советской Армии, там же и тренировался. Симпатичный, добрый, трудолюбивый, но загульный парень. Свой быт он не устраивал. В его однокомнатной квартире стоял один стул, на полу лежал матрац в двумя подушками без наволочек, поверх два байковых одеяла. Одежда была свалена в кучу на чемодане. Единственное, что украшало его жилище, — музыкальная установка.
Воробей тоже не тренировался и предложил мне съездить под Киев и поохотиться на кабанов. У него был знакомый егерь. По его совету мы отправились в одну из деревень за сорок километров от Киева.
После охоты я неожиданно ощутил тоску по хрусту щиповок на гари, по самой высоте. Я понял: полоса спада прошла, хватит бездельничать, пора возвращаться в прыжковый сектор. На другое утро я уехал домой.
Приступив к тренировкам, я дал себе зарок — не спешить, не форсировать свою подготовку. Начался легкоатлетический сезон, на крупных соревнованиях я не мог не выступать — все-таки олимпийский чемпион. Было ясно: пока я обрету былую спортивную форму, мне придется потерпеть несколько неприятных поражений. С этим предстояло смириться.