Не могу больше

lina.ribackova

Не допустите огня?

Да он уже полыхает, готовый превратиться в гудящий огненный смерч. И только Джон, благородный ублюдок, сможет уберечь от его разрушительной силы самое дорогое. Бесценное.

Поэтому надо подумать.

— Твой кофе.

— Спасибо.

Он посмотрел на жену, и под его долгим, изучающим взглядом Мэри растерянно замерла.

— Что, Джон?

— Ты очень красива. Похожа на мать.

Кофе допивали молча. Смотрели на редкие пушистые хлопья.

— Скоро Новый год.

—

Да.

***

Третий день у Джона тупо ноет висок. Не помогают ни анальгетики, ни массаж. Словно маленький хищный зверек устроил над ухом беспокойную, нескончаемую возню, сворачиваясь клубком, не находя себе места и оттого злобно кусаясь.

Третий день Джон не появляется на Бейкер-стрит.

…Он набрал Шерлока сразу: едва переступив порог квартиры и даже не расстегнув куртки. Мэри подхватила сумку и исчезла в спальне, а он, грузно опустившись на середину дивана, с тоской вслушивался в доносящиеся гудки.

— Ну наконец-то, — раздался в трубке ворчливый голос. — Горазд же ты спать. Два раза тебе звонил.

— Привет.

— Привет. Как добрался?

— Как во сне.

Шерлок сразу почувствовал это: Джон отстранился… Джону не хочется разговаривать…

Устал?

— Устал?

— Немного. Ты же знаешь моё отношение к автомобильным круизам.

— Знаю.

Сегодня тебя не ждать.

— Отдохни. Прими душ, выспись.

— Я выспался, черт возьми! Я спал всю дорогу как сраный медведь!

Сорвался Джон неожиданно. Вспылил. Покрылся алыми пятнами. Задрожали руки, и кадык нервно дернулся, натужно проталкивая по горлу сухой, колючий комок.

— Что с тобой? Почему ты злишься?

— Потому что устал…

…Потому что хочу к тебе, сукин ты сын. Чертов мистификатор. Обнять так, чтобы задохнулся. Превратить в плоскую, бледную лепешку. Смотреть на тебя. Любоваться. Но я не приду. Буду сидеть на этом диване, пока не подохну.

Они замолчали.

Недоумение и смятение Шерлока он чувствовал каждым нервом. И его испуг. От жалости разрывалась душа.

— Извини, что вспылил. Мне и впрямь необходимо прилечь — поясница разламывается. И голова.

— Завтра придешь?

Простой вопрос, ожидаемый, а ударил в сердце прямой наводкой. И ответ на него — легче и быть не может. Но почему-то Джон давится даже коротким вдохом.

— Эй, что происходит? Джон…

— Ничего. Нет. Не приду. — Каждое слово срывается камнем. — Завтра у меня много дел. Надо поздравить Гарри. Я приготовил для неё кое-что.

— Она тоже кое-что для тебя приготовила. — В голосе крошечные, но ощутимые льдинки: недоверие. Понял, что Джон темнит.

— Откуда ты знаешь?

— Догадываюсь. Не забывай — я знаменитый сыщик, восставший из ада.

— Перестань. Не смешно.

— Всего хорошего, Джон.

От мысли, что сейчас он нажмет на сброс и больше никогда не ответит,

по затылку промчалась паническая волна.

— Шерлок! Постой!

— Что?

— Я… — Язык тяжело перекатывался во рту, камни карябали нёбо. — Я должен подумать. Пойми. — И снова закричал, с кровью выплевывая каждую фразу: — Мне сорок, мать твою! Сорок трахнутых лет. Я наполовину седой идиот! Что делать, Шерлок? Что?! Мэри и я…

— Мэри и ты?

— Мы… Одним словом, надо жить дальше.

Молчание Шерлока ничего хорошего не сулило, но то, что он произнёс, удивленно и холодно, было хуже стократ: — Живите. И Мэри, и ты. Кто вам мешает? Или у тебя назрела очередная семейная драма?

Стало обидно до слёз: насмешка, одна лишь насмешка, и ни капли сочувствия и понимания. Что ж, кое-кто по-прежнему верен себе.

— Да пошел ты.

— Тебе и впрямь не мешает передохнуть. Обо мне можешь не беспокоиться. И передай привет Гарри.

…Третий день молотит в виске. Долбанный острозубый зверек, выгрызающий уютную норку. Охреневший звонарь, вошедший в колокольную истерию.

***

Краткосрочный отпуск закончился, и в новогодние праздники на Джона навалились все прелести безудержного веселья — босс отыгрался за внеплановые каникулы.

График жесткий, но Джона это устраивает: у него есть достаточно веское оправдание невозможности появиться на Бейкер-стрит в ближайшее время. Его гребаное алиби. Мерзкая, сволочная отмазка.

Он набрал номер миссис Хадсон, удрученно (ломая комедию) вздыхая, что с поздравлениями и подарками, к сожалению, немного задержится — график жесткий. И просил позаботиться о Шерлоке.

— Джон, дорогой… — Женщина была в явном смятении. — Но… Меня же нет дома. Ничего не понимаю… Разве ты не был у нас?

Прокололся. Как же он мог забыть? Глупо, глупо!

— О, простите, — лепетал он, ненавидя себя убийственно, до головокружения, до желудочных спазмов. — Так много дел…

— Странно. А Шерлок? Как же Шерлок?

— Шерлок? Он…

Блядь, я подыхаю без вашего Шерлока! Каждый день я без него подыхаю! От меня уже ничего не осталось — только выжранная изнутри оболочка. И отъебитесь от меня — все до единого.

— …Он в полном порядке. Я к нему заскочу.

— Заскочишь?!

— Да.

Отъебитесь, мать вашу!

*

Гарри в Лондоне не оказалось. Гарри со своей половиной покоряла разнаряженный, пропахший фуа-гра и шампанским Париж.

*

Он понимал, что всё неправильно делает, что немедленно, сию же минуту надо хватать такси и мчаться туда, где его ждут: с ледяным сарказмом, с выгнутой бровью и безразлично-изучающим взглядом, с лицом без тени заинтересованности и уж тем более — радости, но с сердцем, дрожащим и жаждущим, истосковавшимся, испуганно сжатым недоумением, одиночеством и тоской.