Не могу больше

lina.ribackova

Джона колотила дрожь. Его потрясение было настолько огромно, что он не владел собственным телом: оно содрогалось, и готово было расплавиться в огне, что стремительно разливался сейчас по коже, по загустевшей от этого жара крови.

Это не могло быть простым совпадением. Нет.

В образе этой настрадавшейся и ничего не забывшей женщины, и в самом деле состарившейся за несколько коротких минут, с Джоном говорила сама Судьба. Только вот что хотела она сказать?

— Вы осуждаете меня, Джон? — тихо спросила Эмма, по-своему

расценив смятение, которое сидящий рядом мужчина даже не пытался скрывать.

Джон с трудом сглотнул вязкую, с терпким привкусам винограда, слюну. — Как я могу? Я сам…

И окаменел от собственных слов, метнув в сторону Эммы испуганный, затравленный взгляд.

— …сам не ангел, — закончил он, срываясь на предательский хрип.

— Никто не ангел.

Воцарившееся молчание было гнетущим.

Джону очень хотелось уйти, спрятаться, попытаться осмыслить всё, что он услышал и что ошеломило его несказанно.

И вдруг его взбудораженное сознание пронзила догадка.

— А Мэри? Мэри знала об этом?

— Мэри? — миссис Гилл беспомощно оглянулась по сторонам. — Мэри было шестнадцать. Кто же ей скажет. А потом свершилось это… Эта трагедия.

— Какая трагедия? — насторожился Джон.

«И почему она сказала — свершилось? Кара небесная, что ли?»

— Вы не знаете? — Эмма казалась искренне удивленной. — Вы не знаете, как умер отец вашей жены?

— Я не спрашивал, а Мэри не рассказывала. Что же произошло с мистером Морстеном?

— Как жаль, что вино закончилось, — пробормотала Эмма. — Он… они сгорели. Артур и его любовник.

— Сгорели?

— Видите ли, любовником моего мужа был наш садовник. Добрый дядюшка Сэм. Спрятанный за деревьями домик… Во время их очередного свидания дом неожиданно загорелся, и я осталась вдовой. Вот и всё.

Она подняла на Джона глаза и улыбнулась, неуместно и горько.

На миг Джона посетила сумасшедшая мысль, что он всё ещё спит. Слишком уж нереальным казался ему этот сокрушительный обвал человеческой боли.

Так не бывает, господи. Так быть не должно.

— Но что случилось? — Он потерянно блуждал взглядом по её лицу. — Причина пожара известна? Кто-нибудь выяснил…

— Зачем? — перебила Эмма, сердито поджав губы. — И зачем это вам, Джон? Разве это может что-то исправить? Или вернуть мне десять лет унижений и адской пытки?
– Она поднялась с дивана, резко отбросив в сторону плед. — Пожалуй, пора. Скоро рассвет, и я очень устала. Спасибо, Джон.

— За что? — Джон тоже поднялся и сделал шаг в её сторону.

— За то, что выслушали. И не осудили строго.

— Я не вправе судить.

Эмма слегка повела плечами, словно пробуя на вес оставшуюся на них тяжесть. — Пойду. Спокойной вам ночи.

Джон, не отрываясь, смотрел вслед удаляющейся фигурке. Усталость читалась в каждом движении, и он подумал, что вряд ли её бремя стало легче намного.

В дверях

миссис Гилл обернулась.

— Знаете, Джон… — Она на мгновенье замялась, будто споткнувшись о фразу, что уже готова была родиться. — Возможно… Возможно, дом подожгла… их пламенная страсть.

И исчезла в неосвещенном холле.

— Что? Что?! — Джона метнулся следом, но остановился, вперив остекленевший взгляд в темный дверной проём. — Вы сказали…

И его снова бросило в жар.

— …подожгла?

========== Глава 26 Беспросветно ==========

Ближе к рассвету разыгралась настоящая вьюга. Сад дрожал в порывах колючего ветра, и деревья с надрывным скрежетом сплетались заиндевелыми ветками.

Мэри вздыхала и всхлипывала во сне, зябко жалась горячим телом — пряталась в воображаемых объятьях.

Джон так и не смог уснуть. И думать тоже не получалось, хотя для вопросов и ответов было самое подходящее время. Но ошеломление спутало мысли, и в голове была такая же круговерть, что и за припорошенным снегом стеклом: образы, образы, образы. Обрывки картин, клочки событий и воспоминаний — полная неразбериха.

Он лежал, закинув за голову руки, и упрямо вел нескончаемый, утомительный счет: один, два… тринадцать… сорок шесть… двести пятьдесят восемь… Но бессонница не отступала.

Так сильно вдруг потянуло к Гарри, что опалило легкие — не вздохнуть. Увидеть задорную улыбку — точную копию его собственной, — заглянуть в родные глаза. Гарри умела сказать нужное слово, умела посмотреть так, что мрак светлел и таял. И рождественское чудо сотворить тоже умела. Его маленькая, смелая, независимая сестричка.

Мэри вздрогнула и беспокойно метнулась, и Джон отодвинулся к самому краю — каждое жаркое прикосновение почему-то вызывало озноб.

Снова он стоял у обрыва и заглядывал в беспросветную глубь: темно…

Заснул он внезапно — тяжело и надолго. Словно кто-то смилостивился, наконец, и полностью отключил измученное сознание: ни единого проблеска.

Пробуждение было безрадостным, муторно ныла грудь, и горло трепетало от непролитых, проглоченных слёз. Джон резко сел на постели и тряхнул головой — к черту! К черту и дьяволу эти слепые блуждания — всю его жизнь после смерти. Сколько можно?! Не было никакой смерти! А значит — не было ничего.

Но тут же навалилась тоска. Разговор с Эммой и тошнотворно реалистичный сон, который он помнил во всех издевательски откровенных подробностях, больно карябали душу… Джон прижал ладони к лицу. Ощущение обмана было глобальным и давило всей своей беспощадной тяжестью.

Мэри и её кошмарная тайна.

Шерлок.

Покрытая искрами похотливого пота спина, смуглые ягодицы, сжимающиеся и расслабляющиеся в яростном танце властных толчков…

А вдруг? Вдруг они в самом деле…

Нет, нет! Безумие! Как мог он даже на миг предположить подобную дикость?!