Не оглядывайся!

Фоссум Карин

Сейер вытащил из-под газеты пачку табака. Оторвал кусочек бумаги и начал скручивать его.

– Анни знала, что Йенсволь сидел в тюрьме. Может быть, знала и за что.

– Продолжай!

– А один из детей, с которыми она сидела, погиб – несчастный случай.- Скарре неуклюже потянулся за своими сигаретами.- Это произошло в ноябре, примерно в то время, когда у Анни начались сложности. Она не хотела больше приходить в ту семью. Она не явилась с цветами выразить соболезнование, не пошла на похороны и после этого перестала сидеть с детьми. Холланд считает,

что в этом нет ничего странного, ей же было всего четырнадцать, а в этом возрасте человек недостаточно взрослый, чтобы принять смерть.- Говоря все это, Сейер наблюдал за Скарре и видел, как на его лице появилась настороженность.- Потом она бросила гандбол, рассталась на какое-то время с Хальвором и закрылась от всех. Значит, все произошло именно в таком порядке: ребенок умер; Анни закрылась от окружающего мира.

Скарре закурил сигарету и принялся наблюдать за Сейером, который облизывал самокрутку.

– Смерть, очевидно, произошла в результате несчастного случая: ребенку было всего два года, и я прекрасно понимаю, как может потрясти подростка такое переживание. Она хорошо знала мальчика. И его родителей знала тоже. Но…- Сейер сделал первую затяжку.

– Значит, поэтому она так изменилась?

– Возможно. Кроме того, у нее был рак. Даже если она и не знала об этом, это могло повлиять на нее. Но вообще-то я надеялся найти что-нибудь другое. Что-то, что помогло бы нам.

– А как насчет Йенсволя?

– Мне, вообще говоря, очень трудно поверить, что человек может совершить убийство, чтобы никто не узнал о насилии, произошедшем одиннадцать лет назад. И за которое он, кроме того, уже отсидел. Разве что Йенсволь снова не смог устоять перед искушением, но получил отпор…

– Черт! – удивленно прервал его Скарре. – Ты куришь.

– Только одну, по вечерам. У тебя найдется сегодня время прокатиться на машине?

– Без проблем. Куда мы поедем?

– В церковь Люннебю.- Сейер сильно затянулся и долго не выпускал дым.

– Зачем?

– Не знаю. Мне нравится разъезжать просто так.

– Наверное, тебе просто лучше думается на свежем воздухе?

Сейер соскреб с матовой поверхности стола пятно воска.

– Я всегда считал, что окружение влияет на мысли. Что человек чувствует саму атмосферу места. Надо уметь прислушиваться к вещам. К тому, что они говорят.

– Любопытно, – заметил Скарре. – Ты не пробовал говорить об этом в суде?

– Прокурора не интересуют мои чувства. Но он без сомнения знает о них. Он считается с ними, но никогда этого не признает. Это наш молчаливый уговор. – Сейер, священнодействуя, выпустил дым и поднял глаза. – Что сообщила тебе бабушка Хальвора? Кроме вафель и наглядного примера старения?

– Она много рассказала мне об отце Хальвора. О том, как ужасно мил он был, когда был маленьким. И что на самом деле ему просто не повезло.

– Охотно верю. Иначе зачем бы ему бить собственных детей?

– Еще она говорит, что Хальвор просиживает у себя в комнате перед компьютером все вечера, а иногда и ночи.

– Что он там

делает, как ты думаешь?

– Не имею ни малейшего понятия. Может быть, ведет дневник?

– Я бы прочел его с удовольствием.

– Ты привезешь его к нам еще раз?

– Разумеется.

Они допили воду и поднялись. На стене Скарре увидел фотографию, с которой очаровательно улыбалась Элисе.

– Жена? – спросил он осторожно.

– Последняя оставшаяся фотография.

– Она похожа на Грейс Келли, – сказал он с восхищением. – Как такому брюзге, как ты, удалось заполучить такую красотку?

Сейер так растерялся от безграничной наглости напарника, что потерял дар речи.

– Тогда я еще не был брюзгой, – тихо сказал он наконец.

* * *

Автомобиль медленно скользил по гравию, направляясь к церкви Люннебю. Сейчас она была ярко освещена и стояла в розовом свете, всем своим видом показывая, что имеет на то полное право, как будто стояла тут всегда. На самом деле она была построена всего сто пятьдесят лет назад-дуновение ветерка в листве вечности. Полицейские осторожно приоткрыли дверцы, вышли из машины и прислушались. Скарре огляделся, сделал несколько шагов в направлении капеллы и заметил ряд могил впереди. Десять белых камней, выстроенных в ряд.

– Что это?

Они остановились и начали читать.

– Военные захоронения,- тихо сказал Сейер. – Английские и канадские солдаты. Немцы расстреляли их внизу, в лесу, девятого апреля. Дети приносят сюда ветки ветреницы семнадцатого мая. Мне рассказывала об этом моя дочь, Ингрид.

– «Pilot Officer, Королевские военно-воздушные силы, A. F. Le Maistre of Canada. Двадцать шесть лет. God gave and God has taken».
– Скарре поднял глаза. – Долгий путь пришлось им проделать для такого короткого подвига. Вот появляюсь я, из самой Канады, в своей новой форме, чтобы бороться на правой стороне. И вот уже нет правых. Только огонь и смерть.

Сейер удивленно взглянул на напарника и побрел вниз, к церкви. Анни похоронили на краю кладбища, внизу, у большого ячменного поля. Цветы уже начали вянуть. Мужчины молча смотрели на могилу и думали каждый о своем. Потом побродили кругом, читая надписи на других камнях. Наконец Сейер нашел то, что искал. Маленький камень, украшенный витиеватым шрифтом. Скарре нагнулся и прочел: – «Наш любимый Эскиль»?

Сейер кивнул:

– Эскиль Йонас. Родился четвертого августа девяносто второго года, умер седьмого ноября девяносто четвертого.

– Йонас? Торговец коврами?

– Сын торговца коврами. Подавился завтраком и задохнулся. После несчастного случая брак распался. Не так уж странно, это наверняка часто происходит. Но у Хеннинга есть старший сын, который живет с матерью.

– У него на стенах висели фотографии сыновей, – вспомнил Скарре и засунул руки в карманы. – Что это за скол наверху?

– Видимо, кто-то что-то отсюда украл. Здесь наверняка сидела птичка или ангел – их часто можно встретить на могилах маленьких детей.