Не открывайте глаза, профессор!
Шрифт:
Это точно был не индюк!
Молния разломила небо пополам — и мне показалось, что я сошла с ума, что мои глаза мне врут, потому что голова огромной птицы, пытавшейся вцепиться здоровенными когтями волку в морду, была человеческой. Длинные белые волосы, искажённое яростной гримасой лицо, на котором выделялся жуткий, крючковатый, но всё-таки нос, а не клюв… Гневный визг, от которого кружилась голова, перекрывал раскаты грома.
Наверное, я и в самом деле сошла с ума, потому что различила в крике и клёкоте:
— Моё, моё, моё!
Я потрясла головой, пытаясь прийти в себя. Платье промокло, ныла подвёрнутая при падении
Нужно вставать!
Нужно бежать… Пальцы нащупали во влажной листве довольно крепкую толстую палку. Отлично, можно на неё опереться.
Что бы тут ни происходило, мне нужно вернуться в Храм наук, и чем быстрее, тем лучше. Там можно позвать кого-то на помощь профессору… Впрочем, Шэд с ним, профессором, сам разберётся. Главное, ноги унести подальше. Ладно, оборотень-дуплиш, потерявший контроль, это я ещё как-то могу понять. Но вот такая вот жуть?!
Кое-как поднявшись, я попятилась, ещё одна молния осветила неумолимо окутывающую лес ночь. Волк неожиданно уставился на меня, а воспользовавшаяся его отвлечением птица — мне было проще называть тварюгу так — с торжествующим клёкотом взмыла вверх, вытянула лапы с острыми изогнутыми когтями, явно целясь в лицо преображённому профессору, отчего-то застывшему с устремлённым в мою сторону жёлтым звериным взглядом.
Это не моё дело, надо бежать, пусть себе сражаются!
Но отчего-то я только крепче сжала палку. Тварь камнем спикировала сверху, волк увернулся от её когтей, но женщина-птица неожиданно отпрянула и… плюнула волку прямо в глаза. Птичья слюна оказалась густо-зелёной, меня замутило от отвращения. Волк завизжал, как щенок, которому наступили на хвост, замотал головой, завертелся на месте, а крылатая мерзость накинулась на него с утроенной силой, не по-птичьи ловко полосуя когтями дуплиша, точнее — одну из его задних лап.
Даже не успев задуматься, я бросилась вперёд со всей скоростью, которую смогла развить, замахнулась так, что заныли руки, и ударила птицу палкой прямо по человеческой голове, подвывая от ужаса, со всей силой, на которую была способна. Не ожидавшая нападения извне тварь отлетела и врезалась в ближайший ствол дерева.
Оцепенение спало с профессора. Он поднялся, подволакивая заднюю лапу, с яростным хриплым рыком прыгнул на птицу, повалил её передними лапами на землю и принялся трепать, не обращая внимания на омерзительный душеразрывающий визг, разлетающийся по всему лесу. Облако перьев взметнулось в воздух, однако чудище всё-таки умудрилось вырваться. На очередное нападение оно не решилась, взмыло в небо и полетело прочь, бесшумно хлопая карикатурно огромными крыльями. Я проследила за тем, как уменьшается чёрная точка и вытерла лоб. Дождь перестал, но меня била дрожь. Не без труда я разжала пальцы, всё ещё крепко вцепившиеся в палку.
— Это тянет на зачёт, профессор? — пробормотала я, вдруг вспомнив о том, что невменяемый Мортенгейн тоже находится где-то рядом и, даже раненый, представляет для меня не меньшую угрозу. Не знаю, что с ним случилось, но человекоптица отвлекла его от явной попытки сожрать случайно встреченную в ночном лесу студентку.
И что мешало профессору вернуться к прерванному занятию прямо сейчас? Так сказать, подкрепиться, восстановить силы…
Я поискала взглядом чёрного волка и обнаружила его неподвижным, беспомощно распластанным на земле. Проклиная всё на свете и прежде всего — собственную жалостливость, сделала шаг,
Надо вернуться в Храм, и — если уж ты такая небезразличная жалостливая дура, Матильда Вэйд, — позвать на помощь тех, кто реально может помочь.
…а если помощь не успеет?
Ну и какое мне до этого дело?!
…я целитель!
Начинающий, неопытный, третий курс, пятая с конца по успеваемости в группе!
Ощущение близкой раны, чужой боли, чужой крови жгло ладони, зудело в районе солнечного сплетения, требуя оказать помощь, помочь. Несмотря на целых два года обучения с хвостиком, я почти никогда не оказывалась рядом с реально больным, тяжело раненым человеком… пусть не человеком, а дуплишем, разумным живым существом. Практика с пациентами должна была начаться только через год, первые три курса нас учили теоретически, на мертвяках, куклах да друг на друге. Мы даже царапины друг другу наносили, но они ощущались совсем иначе, нежели пульсирующая болезненная рваная рана.
Я опустилась на колени на влажную листву, заставила разгореться маленькую светосферу над головой и увидела, что волка больше нет. Передо мной снова оказался человек. Сначала мне показалось, что он без сознания, но потом профессор открыл глаза — мутные, покрасневшие, с посеревшей роговицей. Кожа вокруг тоже покраснела и сморщилась. Похоже, слюна мерзкой птицы по составу была близка к кислоте.
— Да что ж такое-то! — пробормотала я вслух, пытаясь сосредоточиться и прогнать страх и оторопь. А ну как крылатая тварь вернётся?! — За что мне это?! Что я делать-то должна?!
— Успокойся.
От неожиданности я вздрогнула и дёрнулась, но крепкая сильная рука ловко ухватила меня за плечо.
— Ты же магичка? Адептка из Храма Наук, целительница, верно? — низкий мужской голос был куда сдержаннее моего. — Успокойся и соберись. У меня ожог роговиц, а для полного счастья порвана мышца на ноге. Тебе нужно запечатать раны.
— Чего?! — пискнула я. Отчего-то я перестала понимать даже самые простые слова.
— Ты что, не умеешь запечатывать раны? Первокурсница?
— Умею, — снова пискнула я и откашлялась. — Теоретически.
— Сможешь хотя бы частично восстановить разорванную мышцу? Я и сам могу, но выйдет дольше. В ночь болотника наша регенерация работает куда хуже. Блэш, как же не повезло!
— Не пробовала, — я сглотнула. — Но в целом, наверное… Ну…
— Неумехи безрукие, — проворчал временно ослепший и обездвиженный профессор и приподнялся. — Бездари и кретины, грызуны безмозглые! Чем быстрее начнёшь, тем больше шансов у меня сохранить глаза. Ну, приступай… Да что ж ты так трясёшься-то?! Не съем я тебя!
— Только что собирались! — огрызнулась я. Так или иначе, подыхать у меня на руках он явно не собирался, и я немного успокоилась.
— Сама виновата! — неожиданно рявкнул Мортенгейн. — Кто же шляется по лесу в ночь болотника?! Бездари с квадратной башкой! И ведь предупредили же охрану никого не выпускать, так нет, всё равно просочились…
— Сами вы тут шлялись, пёс учёный, — я попыталась подняться, но он безошибочно ухватил меня за руку.
— Ну-ка, постой! Только попробуй уйти! Первый курс? Или уже второй? Небось, потому и выбралась сюда, траву какую-нибудь чудодейную отыскать пыталась, идиотка! Запечатай мне рану, если протянуть, будет хуже. Действуй, ну!