Не отпускаю
Шрифт:
Сама не помню, как уснула, аккуратно поглаживая Евочку. В голове было столько мыслей, от которых пульсировало в висках. В какой-то момент мне хотелось выскочить из комнаты, прибежать к Вадиму и кричать, чтобы больше не смел вставать передо мной на колени и вымаливать прощение. Это не он, мой настоящий Вадим никогда бы так не сделал. Ведь я его таким сильным и гордым полюбила и до сих пор люблю… Проснулась я посреди ночи, чтобы покормить Еву и заметила, что накрыта пледом, а рядом с кроватью придвинуто кресло. Он был здесь, смотрел на нас. И у меня от этого понимания ещё больше сердце разрывается. Хоть на куски разорвись и беги к нему, наплевав на свою гордость. Потом я вновь уснула вместе с дочкой, а проснулась уже утром, замечая,
Когда я с утра кормила мою крошечку, тихо поглаживая ее по рыжим волосам подмечая, что это все, что ей досталось от меня, в остальном моя дочь была похожа на Вадика, ко мне в комнату тихо прошла мама.
— Я завтрак приготовила, блинов напекла, Кирюша уже второй раз ест, — усмехается мама, присаживаясь рядом со мной на кровать, с нежностью в глазах смотря, как я кормлю дочь.
— А Вадик позавтракал? — сама не понимаю, как этот вопрос срывается с моих губ.
— Вадик…, - неожиданно выдыхает моя мама. — Нет милая, он не завтракал, выпил только крепкий кофе без сахара и умчался на работу, просил тебя поцеловать за него.
— Что за удрученный тон? — приподнимаю брови, видя, как хмурится мама.
— Ничего, довела ты мужика, — осуждающе заявляет она.
— До чего я его довела? — удивленно спрашиваю я.
— А сама ты ничего не замечаешь? Он похудел, осунулся немного, глаза у него тусклые. Вадим не ест совсем, только кофе глотает и перекусывает. Смотрит на тебя взглядом побитой дворовой собаки, а ты как будто не замечаешь. Я вообще тебя не узнаю, когда ты успела стать такой черствой?
— Успела, жизнь с Вадимом научила, — закусывая губы отвечаю я, а сама в ужас прихожу, я действительно не замечала всего этого, мне было все равно, я свою обиду и боль лелеяла. Я знаю насколько он гордый и принципиальный, он простое «прости» никогда выдавить из себя не мог. А вчера на коленях передо мной стоял, перешагнул через себя, а я оттолкнула…
— Поля, я не знаю, что там у вас произошло, но понимаю, что дело далеко не в покушениях, — я так и не рассказала матери всей правды, отделалась фразами о том, что все случилось из-за бизнеса. — Возможно, он виноват, но он не железный, Полина. Я же вижу, как он живет ради вас, ему сейчас поддержка нужна и любовь, тогда он станет сильнее, а ты как будто мстишь ему за что-то. Скажи, разве тебе легче от этого? — нет, ни черта мне не легче. Мое сердце словно разделилось на две равные половины, одну из них я отдала детям, а вторая мертвая без любви.
— Вижу не легче. Так зачем ты его и себя мучаешь?
— Мам, а ты бы могла простить то, что нельзя простить?
— Если бы сильно любила и человек действительно раскаялся, смогла бы, по крайней мере дала бы ему второй шанс. Не знаю, поставила бы условия, но не отталкивала бы, — вполне уверенно заявляет мама. А я не знаю, что ей ответить, смотрю на нашу дочь, которая уже наелась и рассматривает меня во все глазки, а потом улыбается. И у меня сердце замирает, глажу ее пальчиками по щечкам и пытаюсь сдержать непрошеные слезы, улыбаясь ей в ответ. Она до этого только Вадиму улыбалась, а мне никогда. Увидит отца и начинает дрыгать ножками, радуясь его приходу, а он разговаривает с ней, как со взрослой. Говорит о серьезных вещах, о том, куда отдаст ее учиться, что подарит на совершеннолетие и о том, чтобы не смела водить женихов — он всех взашей выгонит, а Ева улыбается ему в ответ, словно понимает его и посмеивается над отцом.
— Знаешь, можно перегнуть палку и мужик сломается. Уйдет, отдалится, отпустит тебя, а потом ты сама же будешь выть в подушку, а поздно будет… — и я вдруг поняла, что не хочу, чтобы было поздно, не хочу его ломать, я хочу, чтобы все было как прежде, только бы без всей той грязи и измен в нашей жизни. Хочу Вадика, которого безумно любила, а не побитую собачку. Боже, что я вообще с ним делаю?! Зачем?!
— Ты
— Люблю.
— Так вот иди к нему, начни все сначала, выговорись, расскажи о своих страхах, но сначала дай мужику почувствовать твою любовь, и он все для тебя сделает, — и я понимаю, что мама права, мне, по крайней мере, нужно с ним нормально поговорить, а не строить из себя язву. Я ведь не такая.
— Хорошо, я поговорю с ним вечером, — встаю с кровати, перекладывая сытую дочь в кроватку.
— Нет, Полечка, сейчас иди. Я посижу с Евой и Кирюшей. На работу к нему иди. Мне совсем не понравилось в каком состоянии он был утром.
— Он был пьян?
— Нет, трезвый он был, но как не живой совсем, я, поэтому этот разговор и затеяла. Плохо ему… — мама ещё что-то говорит, про то, что справится с детьми, о том, чтобы я ей молока оставила и о том, что у меня есть четыре часа, а я уже слышу ее отдаленно. Кажется, половина сердца, отданная Вадиму, начала оживать, и она плачет. Рыдает по мужу и его любви, бьется сильно, стремясь к мужчине без которого погибает, и меня поторапливает, гонит из дома к тому, который до последнего не отпускал меня. К черту все, гордость, обиды, боль. Кому это все нужно без любви?! Быстро иду в гардероб, хватаю первое попавшееся платье. А потом отшвыриваю его в сторону. Что он там говорил ему нужно, когда все плохо и нужно выпустить пар? Да! Как сказала мама, нужно дать мужу сначала то, чего он хочет, а потом что-то требовать. Я и сама хочу, безумно его хочу. Врач ещё две недели назад разрешил мне секс, только я злорадно посмеялась над его словами. Раздеваюсь, открываю шкаф с бельем. Достаю бордовый кружевной комплект, который надевала один раз. Маленькие трусики еще как-то налезают на мои раздавшиеся бедра. А вот полупрозрачный бюстгальтер совершенно не вмещает налившуюся, полную молока грудь. Черт, нервничаю, снимаю с себя маленький бюстгальтер, осматривая свое тело в зеркало, понимая, что запустила себя после родов. Еще и этот шрам все портит. Хотя, Вадим вчера его зацеловывал. Наверное, неважно в каком я белье. Голодному, злому мужику не тряпки нужны. Вновь поднимаю простое, летнее, белое платье, в которое умещается моя грудь. С открытой спиной и широкими завязками на шее. Надеваю его, достаю белые босоножки на каблуках и выхожу в комнату к туалетному столику. К черту макияж, не до него мне сейчас, наношу на губы немного розового блеска, собираю волосы в высокий хвост, выпуская несколько игривых прядей, наношу духи, скептически осматривая свой летний вид.
— Так, пока ты нормально не позавтракаешь, мы тебя никуда не отпустим, дорогуша, — усмехается мама, осматривая мой наряд. Хмурюсь, но мама уже строго сводит брови.
— Давай, давай и молока нам оставь, твой молокоотсос в белом шкафчике. — Бегу вниз на кухню, сцеживаю много молока, благо из-за волнения оно не пропало. Ставлю его в холодильник, закидывая в рот блинчики, быстро запивая все чаем со сливками. Выхожу в гостиную, целую дочку на руках у матери и мчусь в прихожую, на ходу надевая босоножки.
— Я постараюсь недолго! — кричу маме.
— Четыре часа в вашем распоряжении, — отзывается мама. Подхожу к охране и прошу отвезти меня к Вадиму, поскольку он запретил куда-либо ездить без сопровождения. Парень хмурится, говоря, что никаких указаний по этому поводу не поступало, начиная меня раздражать. Понимаю, что это все ради нашей безопасности, но сейчас мне срочно нужно к мужу.
— Позвоните Савелию! — постоянно удерживаю подол платья, которое колышет ветер.
— Мне нужно к Вадиму, — сразу сообщаю начальнику охраны. — Но звонить ему не нужно, это сюрприз. Все что я прошу, это просто отвезти меня к мужу! — мужчина усмехается и просит меня передать трубку парню, который долго слушает начальника охраны, а потом открывает мне двери машины, помогает сесть и быстро везет меня к Вадику.