Не погаси огонь...
Шрифт:
На рейде стояли суда разных стран. На одной из этих посудин и поплывет Камо.
– Читал? В Португалии революция! – Тер-Петросян потряс «Кавказской копейкой», которую только что принес из поселка сын Мамеда-али. – Провозглашена республика! Король Мануэл бежал!
Антон выхватил у него газету. Вся первая страница была заполнена сообщениями из Лиссабона: «Отменены исключительные законы», «Провозглашена свобода печати», «Папа римский отозвал своего нунция, а все прелаты примкнули к республике…»
– Революция и республика! Вот бы куда махнуть! Знал бы раньше, что там будет такая заварушка… – огорченно сказал Камо.
– Раньше бы удрал из больницы?
– А что? Ради такого дела!.. Знаешь, я с самого детства мечтал о приключениях. Какие путешествия совершал! Индия, Гавайи, Барбадос!
–
– По карте путешествовал. Любил читать об Александре Македонском, о Наполеоне и Гарибальди.
– Ты сам – как настоящий гарибальдиец, – рассмеялся Путко. – У нас на каторге, – он запнулся, сказав «у нас», – в Горном Зерентуе отбывали срок бывшие гарибальдийцы, участники польского восстания.
– Да, – согласился Камо, – где бы ни драться за свободу – лишь бы драться! – Его глаза горели. Он снова уткнулся в газету. – Республика!.. Все плохое у них уже позади и теперь начинается самое хорошее! – И мечтательно проговорил: – А знаешь: Лиссабон лежит на одной широте с Баку.
Море сверкало так, что больно было смотреть. Далеко-далеко, на горизонте, оно сливалось с небом, и казалось, что Португалия совсем близко – там, за голубой гладью. На лодке доберешься…
– Мамед-али задерживается… Не случилось ли чего с ним?
– Разве с таким может что-то случиться? – отозвался Антон, представив могучую фигуру хозяина дома и вспомнив, как они познакомились. Теперь-то можно вспоминать со смехом. А тогда…
Там, в Тифлисе, в серной бане на Шайтан-базаре, истерзанные, отпаренные, блаженно-усталые, они сидели в маленькой комнате рядом с купальней и пировали. На мангале шипела, румянилась баранина, Васо и Датико принесли тарелки с зеленью, кувшин вина, хачапури. «Жизнь, а? – жмурился Камо. – Снова жизнь!» Он тянул руки за мясом и хлебом, простыня соскальзывала, и Антон видел его покрытое шрамами тело. «Э, брат, это ерунда! Глупому огонь – ожог, а умному – тепло! У нас знаешь как говорят? „Волк за овцой три года гонялся, все ждал, когда курдюк отвалится. Еще долго ждать будет!..“ Да и у тебя, вижу, браслеты, на память. Интеллигент, не умеешь по-человечески кандалы носить!..» В этом каскаде шуток Антон узнавал своего прежнего бесстрашного и бесшабашного друга. «Что ты теперь собираешься делать г» – спросил он. «Еще день-другой отсижусь, пока утихомирятся, и подамся из Тифлиса». – «Знаю тебя! Возьми в свою боевую группу!» – «Хорошо, – согласился Камо. – Провернем одно дело, я еще в больнице его обмозговал. Вот только выскочу ненадолго в Париж». – «Зачем?» – «Думаешь, случайно сцапали меня пруссаки? А Феликса, Ольгу и других? – Лицо Тер-Петросяна сделалось угрюмым. – Засел среди нас провокатор, вот что…» – «Я тоже все время думаю об этом! – воскликнул Путко. – Ты кого-нибудь подозреваешь?» – «Да. Но пока даже тебе не скажу. Надо проверить. Вдруг я ошибся? Тогда язык себе отрезать надо». – «Ты прав, – согласился Антон. – Такое оскорбление ничем не смоешь… Но как же ты махнешь в Париж?» – «Не привыкать! Один раз я ехал как князь, предводитель дворянства: отдельное купе, погоны с флигель-адъютантскими вензелями. С такими фрейлинами познакомился!.. – Он цокнул. – Теперь, пожалуй, махну в Баку, а оттуда морем…» – «И я с тобой». – «Договорились, – кивнул друг. – Только до Баку будем добираться по отдельности, если сцапают вместе – чересчур жирный улов. Буду ждать тебя на Баилове. Это рабочая слобода, окраина Баку, сразу за Биби-Эйбатом, между опреснителем и Волчьими воротами. Увидишь: слева от дороги электростанция „Электрическая сила“ – ее наш Леонид Борисович строил! – а рядом, на берегу, старая пересыльная тюрьма. Хорошее соседство… На улице Резалке, на самом краю, у моря – глинобитный домик, железная калитка. Зеленая, запомнил? Скажешь: „Привет Мамеду-али от Васо“.
Ну да найдешь!..»
На том они расстались.
В Баку на привокзальной площади Антон нанял молоканскую фуру, забрался под тент. Здесь солнце не разило в упор, но вместе с пассажиром укрылись под брезентом зеленые жирные мухи. Беспрестанно отмахиваясь от них, Антон все же с любопытством глазел по сторонам. Он знал из книг: именно здесь находилось некогда капище гебров-огнепоклонников, последователей Зороастра, создателя культа Света и Огня. От вокзала шли обычные
Наконец, миновав стены старинной крепости, телега выбралась из сумятицы старого города. Дорога начала забирать вверх, вдоль выветренного среза известнякового холма. Слева открылось недвижное море, ближе подступили вышки – деревянные пирамиды с низкими дощатыми пристройками. Земля была желтая. То тут, то там на ней проступали исчерна-фиолетовые озерца и еще удушливей запахло нефтью. У строений копошились черные фигуры. Копры нефтяных вышек напомнили Антону башенки над стволами рудников Нерчинской каторги. Только здесь все выглядело страшней: зной, смрад, испепеленная земля без единой травинки. Да, более подходящего места для своих жертвоприношений Зороастр вряд ли мог найти!..
Фура одолела подъем. Дорога начала спускаться с холма. Внизу распростерся поселок. Антон увидел закопченный корпус электростанции, а в стороне, на скале у самого моря, и тюрьму. Дом Мамеда-али должен был быть где-то неподалеку… «Резалка, – повторял он про себя странное название. – Зарезали там кого-то?.. Зеленая калитка…» Путь от вокзала занял почти два часа. Полыхающий, с расплавленным ободом, край солнца уже коснулся вершины холма.
На площади перед «Электрической силой» Путко отпустил возчика, подождал, пока фура уедет. Пыльный пустырь. Узкие улочки, зажатые меж сложенных из нетесаного известняка оград, расползаются в разные стороны. Табличек с названиями нет и помину. Эта Резалка или та?..
Он выбрал улочку, ведущую напрямик к морю. Через сотню шагов уперся в тупик. Свернул. Начал кружить, обливаясь потом, проклиная дурацкий, чистой шерсти, костюм, проклиная Камо за то, что плохо объяснил, проклиная себя и весь свет. На удивление, все калитки были железными и все улочки упирались в солончаковую площадку, за которой лежало море.
Может быть, здесь?.. Открыл. Только ступил за калитку, как сзади и с боков на него навалились, схватили. Он напряг все силы, сбросил, в тот же момент получил сокрушающий удар по ребрам, взвыл от боли. Ему заломили руки, вдавили в рот кляп и поволокли. На краю двора был сарай. Втащили, бросили наземь. Их было трое. Двое прижимали к глиняному полу, а третий, старший, выворачивал карманы. Грабители? Шпики? Старший зажег керосиновую лампу, начал просматривать под ней каждую бумажку. Антон задыхался. Он был не в состоянии пошевелиться. Старший что-то приказал на гортанном языке. Антона отпустили, выдернули изо рта грязную горько-соленую тряпку.
– Давай вставай! Кто будешь?
– А ты?
– Я спрашиваю – ты отвечай, хорошо, да?.. – В свете керосиновой лампы черное лицо старшего было страшным. – Зачем-почему пришел, а?
Антон подумал: он ничем не рискует, если назовет пароль.
– Я искал Мамеда-али. Чтобы передать ему привет от Васо.
– Почему раньше не говорил! – распростер руки для объятий старший. – Это я самый Мамед!
– Странный способ встречать гостей, – пробурчал Путко, отряхиваясь и разминая затекшие руки. Пощупал ребра: кажется, целы.
– Ха-ха-ха! – сверкнул белыми зубами хозяин дома. – Мне сказали: ходит чужой туда-сюда. Ему что надо? Фараон? Забирай свою хурду-бурду. – Он протянул все, что извлек из карманов пришельца. – Провожу!
Провожать было недалеко – выйти из сарая и войти в дом Мамеда.
– Ну, знаешь! – с сердцем сказал Антон, увидев улыбающегося до ушей Камо. – Что ни встреча с тобой, то фокусы: на Шайтан-базаре чуть не утопили, здесь поколотили.
– Спасибо скажи Иисусу или аллаху, что на кол не посадили! – расхохотался друг. – Ты же на Востоке, а тут свои законы. – Оглядел еще злого Антона. – И поделом! Ишь каким франтом пожаловал! С золотой цепью и чуть не во фраке! Как не притащил за собой всю бакинскую охранку?