Не погаси огонь...
Шрифт:
– Кажется, затевается, – с воодушевлением проговорил Кулябко. – Ответьте вашему сотоварищу соответствующим образом, а меня держите в курсе событий. Когда Аленский вышел, полковник Додаков сказал:
– Надо немедленно доложить генералу Курлову. Через час у меня встреча с товарищем министра в гостинице «Европейская». А ты, Николай, явишься к нему с предложениями по сему делу утром.
Генерал Курлов выслушал Додакова со вниманием.
– Подобное предупреждение в данной обстановке весьма серьезно и нуждается в тщательной проверке. Необходимо разработать сведения с приметами злоумышленников и снабдить ими всех филеров и секретных агентов. Каково ваше впечатление, полковник: что представляет собой сам осведомитель?
– В том-то
– Знал, да запамятовал, – недовольно, сухо ответил Курлов.
– Зубатов утверждал: у каждого секретного сотрудника такого рода наступает в жизни момент, когда он уже не в силах играть две роли. Приближается развязка: или осведомитель разоблачает себя перед сотоварищами и принимает их приговор, или сам направляет оружие против работавшего с ним офицера охраны. Мой учитель предупреждал: «Не пропустите момента, будьте готовы к такому перелому и, заранее предчувствуя его, откажитесь от услуг осведомителя».
– При чем тут теории Зубатова? – насторожился генерал.
– Я не знаю побудительных причин, но мне думается, что этот Аленский пребывает в критическом состоянии. Образно говоря, в его руке заряженный пистолет. Возможно, это и не образ, а реальность.
– Вот как? – медленно проговорил Курлов. – Это меняет картину… – В его голове появилась некая, еще не осознанная до конца мысль. – Заряженный пистолет… Против кого?
– Мой учитель говорил, что в момент психологического перелома осведомитель поднимает оружие на своего офицера. Учение Сергея Васильевича, к сожалению, не раз подтверждалось практикой… В данном случае могу предположить – против Кулябко. Николай Николаевич долгое время непосредственно работал с этим агентом.
– Кулябко? Такая малость? – Генерал уперся в лицо Додакова долгим немигающим взглядом. – Прошу ваши предположения оставить глубоко при себе, уважаемый Виталий Павлович.
Эти слова прозвучали как приказ.
24-го августа. Среда
В 9.25 отличным утром покатил в Красное Село на общий парад. В начале церемониального марша полил дождь минут на 10, затем погода снова поправилась. Войска проходили бодро и умело, парад кончился в 12 ч. Принял офицеров кавалерийской школы и завтракал на валике. Вернулся в Красное к 2 ч. Посетил госпиталь. В 5 ч. поехал с Артуром на скачки. Было четыре падения легких. В 7 ч. семейный обед у меня. Поехал в театр; шла веселая пьеса «Превосходительный тесть» и балет. Вернулся в Петергоф в 12 1/2 .
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
«И быша три братья: единому имя Кий, а другому Щек, а третьему Хорив, и сестра их Лыбедь… И створиша град во имя брата своего старейшего, и нарекоша имя ему Киев…»
Антон увидел Киев впервые. Исколесил почти всю Россию, побывал в дальних далях, а отдать поклон прародителю городов русских все было недосуг…
Теперь он шел по Киеву. Неторопливо, останавливаясь у достопримечательных его дворцов и храмов, наслаждаясь и красотой сменяющих друг друга картин и покоем на душе. Буйная зелень каштанов, сверкающие шпили и купола, заднепровские просторы, открывающиеся с вершин холмов, – город был действительно великолепен. Главное же, благодаря чудесному сплетению случайностей, в чем была и своя закономерность, приезд в Киев совпал для Антона с радостным чувством приобщения к делу. Благодаря этой цепи случайностей он встретился и с Леонидом Борисовичем, и с Камо, познакомился с Серго, снова включился в работу подполья. Правда, поручение, которое дал ему Серго в Киеве, было простым: отнести по условленному адресу ничем не приметный конверт. Вот и все. Но Путко уже давно понял: в их деле нет
Вчера, приехав в Киев и еще днем разыскав нужную ему улицу, он с нетерпением дождался, пока стемнеет, и пошел на явку. Кружил, соблюдал все правила предосторожности. Пароль, отзыв – все было выполнено в точности. Дело сделано. Через сутки – встреча с Красиным в Питере, а пока целый день, до ночного поезда, он мог чувствовать себя свободным.
Безымянной улочкой он спустился с холма и очутился у бульвара. Средняя пешеходная его аллея была окаймлена колоннадой поднебесных тополей. «Бибиковский», – прочел он на табличке. Откуда ему знакомо название бульвара?.. Из книг?.. «Чуден Днепр..»? Нет… Он ощутил тревогу. «Бибиковский… На Бибиковском…» – отдавалось в мозгу.
Мучаясь оттого, что разгадка ускользает, он шел по аллее. Бульвар казался бесконечным. Наконец строй гвардейцев-тополей оборвался. Внизу лежала базарная площадь. Старик дворник с усердием полировал булыжники метлой из березовых прутьев.
– Это какой базар? – спросил Антон.
– Хиба ж не знаете? Це ж Бессарабка.
И сразу будто ударило наотмашь: Женя! Это она той ночью шептала на сеновале Прокопьича!.. «Дима… Живет на Бибиковском бульваре, недалеко от моей Бессарабки…» И еще что-то об отце этого Димы: собственный дом, богач, знаменитый на весь Киев присяжный поверенный, в друзьях с жандармским генералом… И фамилию, кажется, назвала. Бодров? Бобров?.. Тогда пролетело мимо уха.
– А где тут дом знаменитого адвоката Боброва? – Он невнятно выговорил фамилию.
– Григория Александровича? Оцей будинок Богрова! – повел метлой старик. – Тильки зараз його немае. Их степенство за кордон поихалы, дома один сын зостався. Сьодни бачив його.
Дворник знал все.
Антон вернулся на бульвар. Сел на скамейку против дома. Так вот где он живет… Почему-то заныли в щиколотках ноги. Он закурил. Дом проглядывал сквозь ветви тополей – большой, в пять этажей, в двадцать окон по фасаду. Светлого дерева подъезд с застекленной дверью. Чугунные витые балконы. Не дом – дворец. По всему карнизу повторяется узор, напоминающий подкову. На счастье?.. За каким из этих окон человек, предавший Женю?.. Ну что, встать и пойти? Так и сказать: «Ты провокатор»? А если ошибка, если Дмитрий ни при чем? Письма, которые Евгения увидела в охранке? Они шли по почте, их могли прочесть и переснять раньше. И все другие улики могут оказаться чудовищным стечением обстоятельств. Разве так не бывает?.. Он вспомнил рассказ товарища, как заподозрили в провокации женщину. Слух дошел до нее. Она оставила записку: «В следующий раз будьте осторожней», – и покончила с собой. Потом установили: невиновна. Так что же, встать и уйти?.. И все?.. А как же Женя? И Федор? И Ольга?.. Но какое отношение имеет этот Дима к Ольге? Если он провокатор – имеет. Пусть не сам по себе…
Топкое болото, жаждущее поглотить их. Насмерть закручивающий водоворот. Выжженный лес…
Антон ощутил кислый запах давней гари.
Он понимал, что не должен идти на эту встречу: он не принадлежит себе, теперь он помощник Серго в очень важном деле. Но и уйти он тоже не мог…
Застекленная дверь подъезда отворилась. На площадку вышел молодой человек в светлом летнем пальто и светлой шляпе, с тростью в руке. Он небрежно покрутил тростью, сбежал со ступеней. Под шляпой блеснула дужка пенсне. Несколько шагов – и он оказался на аллее бульвара.
– Простите, – поднялся ему навстречу Путко.
– А в чем дело, сударь? – оглянулся через плечо молодой человек и вдруг в ужасе отпрянул, выставив вперед руку, словно бы защищаясь.
«Предал, – тяжело шевельнулось в груди Антона. – Он предал…» Но собрал всю свою волю и, изобразив вежливую улыбку на лице, проговорил:
– Я хотел спросить, когда принимает господин Богров.
– Отец? Отец в отъезде! – В голосе Дмитрия было отчаяние. – В отъезде!..
Он отступил на шаг, повернулся и опрометью бросился вниз, по аллее, к Бессарабке.