Не(полное) зачатие

Борн Амелия

Через полчаса, когда Рома был накормлен и уложен в кроватку, я предприняла первую (и как я надеялась последнюю) попытку выкрасть у бабушки телефон. Пока она мыла посуду, я набрала номер нашего офиса и, изменив голос, попросила:

– Позовите, пожалуйста, Дмитрия Юрьевича.

И услышала то, от чего едва не вросла в пол:

– Дмитрий Юрьевич сейчас на совещании. Представьтесь, пожалуйста, я передам, что вы звонили.

Ах, он был на совещании! Нет, не так… Он был сегодня на работе и преспокойно встречался с кем-то по делам фирмы! В

то время как я махала ногами направо и налево и поглощала гадкую синтетическую пищу!

– Ничего не нужно, - буркнула я, уже не скрываясь, после чего сделала то, что так хотела - нажала кнопку отбоя.

Нет, ну вы подумайте! Пока я тут места не нахожу, Терлецкий преспокойно вышел на работу и даже совещается себе в свое удовольствие! Ну это ни в какие ворота не лезет!

Снова отключив телефон (можно было подумать, что шеф все же решит мне позвонить!), я улеглась на коврик для йоги и снова стала махать руками и ногами. Все, что угодно… лишь бы только не думать об этом непробиваемом шефе.

Когда в дверь квартиры раздался стук (не звонок! видимо, визитер решил не беспокоить тех, кто проживал за дверью), я как раз занималась тем, что пыталась воззвать к Морфею. Бабуля уже спала, Рома и вовсе видел десятый сон, поэтому я быстро, чтобы никого не разбудить, прокралась в прихожую и взглянула в глазок.

За дверью был шеф. Хмурый, насколько мне удалось разглядеть, но все-таки шеф.

– Уже поздно!
– констатировала я, когда открыла дверь. Ну а вы бы не открыли?

Терлецкий же просто зашел в квартиру и начал разуваться. Как будто это вообще было в порядке вещей, когда он заходил ко мне в полночь, а я стояла в нелепой пижаме пятьдесят четвертого размера и со слоником во всю грудь, и ждала, пока он разденется.

– Никогда не поздно, - внезапно выдал Дима и вдруг сделал то, чего я никак не ожидала. Попросту шагнул ко мне, впечатал меня собой в стену и стал целовать!

О, какой же это был поцелуй… Шеф обхватил мое лицо рукой, впился в губы с такой страстью, что я даже заподозрила, как будто он в меня влюблен. Его руки путешествовали по моему телу и я не знала, что делать! С одной стороны, мне было ужасно неловко, что он гладит все мои далекие от совершенства изгибы. С другой - я подставляла себя ему всю себя и ни капли об этом не жалела.

– Стой!
– выдохнула я, когда руки Терлецкого пустились в путешествие по моему телу в третий раз. Просто поняла, что все может закончиться чем-то большим, а к этому я была не готова.

Он отстранился, но посмотрел на меня так, как будто я должна была ему как минимум миллион долларов. Мы так и простояли несколько минут. Я - вцепившись в край футболки, Терлецкий - вцепившись взглядом в мое лицо.

– Я иду спать!
– наконец постановил он, после чего просто развернулся и ушел к дивану. Вот так вот просто, как будто так и делал каждый раз, когда оказывался у меня.

Я же осталась стоять на месте. Дождалась, пока пружины дивана скрипнут под весом шефа, и через несколько минут зашла в комнату.

Терлецкий

спал. И даже похрапывал в своем стиле. Рома тоже спокойно сопел в кроватке. И я, ложась и накрываясь одеялом, думала только об одном.

Как же хорошо, что вся моя семья рядом

Глава 30. Дмитрий

Я чувствовал себя на своем месте. Но все же что-то было не так.

От недосыпа я накануне вырубился быстро, но поутру эти мысли снова атаковали голову. Почему Оксана вчера сказала мне «стой»? Потому что я ей не нравился? Потому что она хотела качка? Или это синдром недавней девственницы? Которая, причем, даже не помнит как этой самой девственности лишилась.

А может, дело было в том, что она не могла расслабиться? Ведь в любой момент мы рисковали быть застуканными бабулей или мог проснуться Рома. Вчера я об этом совсем не подумал.

– Димочка, пирожок будешь?
– Надежда Петровна стояла рядом, глядя на меня с надеждой. Я сидел за столом, поглощая приготовленный Оксаной завтрак. Чувствовал себя при этом так, будто провел подобным образом не одно утро, а всю жизнь.

– Только один, - ответил я бабуле, беря у нее пирожок.

Та явно огорчилась тому, что я не собираюсь съесть все ее стратегические запасы, которые она исправно пополняла с самого утра. И тогда я сказал:

– Остальные я возьму с собой на работу.

Сидевшая напротив Оксана взглянула на меня удивленно, будто всерьез думала, что я собираюсь в одиночку поглотить всю эту гору мучного. И раздуться до размеров Джомолунгмы, ага.

Когда бабуля с радостным воплем стала хлопотать, чтобы упаковать пирожки, я склонился к Оксане и пояснил:

– Ты же знаешь наш офис и его вечно голодных сотрудников.

Беляшкина от моего замечания резко смутилась. Возможно, вспомнила, как сама на работе постоянно хомячила, словно не могла чем-нибудь не занять свой рот.

Переведя взгляд на ее губы, на которые набросился вчера будто сорвавшийся с цепи голодный пес, я решительно сказал:

– После работы я заеду за тобой.

– Заедешь?
– непонимающе нахмурилась она.

– Да. Хочу отвезти тебя кое-куда, - ответил я непререкаемым тоном и поднялся из-за стола.

В коридоре бабуля радостно всучила мне пирожки и я отбыл на работу, мыслями находясь уже в сегодняшнем вечере.

– Вика, ты все сделала, как я просил?
– уточнил я, должно быть, в сотый раз за день у своей секретарши, уже собираясь уезжать.

– Все будет как надо, шеф, - ответила она так, будто успокаивала ребенка, который интересовался, точно ли к нему придет дед Мороз.

И ведь взаправду! Новый год был уже не за горами и стоило бы подумать, где мы с Оксаной и Ромой его проведем. И, конечно, бабулей. Ведь кто-то же должен присматривать за моим сыном, пока я буду развращать Беляшкину.

Последний пункт я собирался начать воплощать в жизнь уже сегодня. Если Оксана не могла расслабиться у себя дома, значит, место действия нужно было просто перенести.