Не последний волшебник

Салов Юрий Борисович

– И что? Я могу сделать только то, что не делать ничего. Это самое мудрое решение.
– Алексей жестом показал бармену налить еще.

– Вы на 'Брахмапутру' смотрели?

– Cмотрел, нет, не успокаивает. Я продал ее сегодня утром.

– Казенную картину?

– Пусть, плевать мне. На все плевать.

– Вас под суд отдадут.
– удивился Михаил Юрьевич.

– Но сначала я погуляю.
– Алексей обдал его коньячными парами.

– Алексей, у вас есть пистолет?

– Есть. Как офицер, я наверно, должен застрелиться, но я не буду.

– Отчего же.

– Буду пить, развратничать и опускаться. Я попробовал - мне нравится. Это

тоже повод, тоже жизненный выбор.

– Как мне нехватает моей трости.
– досадливо протянул доктор.
– Жаль. Я очень на вас рассчитывал.

– Ну зачем я вам нужен? Что я могу сделать?

– Что предусматривает ваша профессия.

– Убить Януса? Что, я?

– Довериться больше некому.
– загрустил Володин.

– Что за чушь! Kому это нужно?

– Так вы едете сo мной или нет?

– Я никого убивать не собираюсь. Морозовского вы не спасете и змея этого вы не поймаете. Если он хочет быть богом - пусть, флаг ему в руки.

Однофамилец хоккеиста посмотрел на профессора с таким раздражением, что тот вполне прочувствовал врожденную неуживчивость характера, помноженную на опьянение.

Майор вышел в вестибюль и зашел в туалет. Володин двинулся следом. Мальцев сунул голову под кран.

– И потом Михаил Евгеньевич, вы меня пугаете. Вдруг вы и есть Янус.
– оторвался от умывальника Алексей.

– Алеша, он может быть мной, тобой или кем-нибудь еще. А может быть всеми нами вместе.

– Так что ему нужно?
– несколько пришел в себя Алексей.

– Самое страшное, что он сам не знает, что ему нужно. Он силен ради самой силы.

– А как же ваш абсолютный разум? Чего же он дремлет - то?

– Он не дремлет. Он ждет. Что из нас с вами получится.

– А-а.
– Алексей махнул рукой. Он сейчас казался безликим, никаким. Вошел в зал, выпил рюмку, скрипуче ткнулся головой в руки, покоящиеся на столе.

– Я уверен, и я все ещё не теряю надежды, что мы раздобудем портрет нашего Януса. Но, надеюсь, Антон, что ты мне в этом поможешь.

– Как?

– Попытаемся разговорить Балинова.

'Так нас к нему и пустят' - подумал Антон и представил выражение озадаченного лица Володина, столкнувшегося с охраной клиники.

– Видишь ли, Антон, - сказал Володин, как бы отвечая на его мысли, - ты просто загипнотизируешь охрану. Я тоже приложу свои паранормальности... Наша работа, я имею в виду - наша нынешняя работа, - найти и обезвредить Януса.
– Он сказал это так значительно, как будто делает гениальное открытие.
– Люди имеет право быть под защитой от вторжения в их мысли. Представь себе, тобой кто -то управляет извне; а Янус если осуществит задуманное, сможет проникнуть к тебе, ко мне, к каждому из нас...

Володин посигналил фарами впереди ехавшему, обогнал его, затем свернул налево.

Антон прочистил нос, повернулся к окну, с полминуты смотрел на обгоняющие друг друга автомобили. Наконец он услышал тихий голос Михаила Евгеньевича.

Мы едем к Балинову в институт Сербского. Маньяк -убийца, Виктор Балинов содержится там в ожидании комплексной психолго - психиатрической экспертизы. Это моя главная надежда прищучить Януса. Я подробно ознакомился с делом Балинова по своим каналам. Подробно, но надо поработать с Балиновым на месте. Этот человек, по моему мнению, действовал по приказанию Януса. Янус, по-видимому, дал ему программу убивать, ради того чтобы повысить свой уровень, свою силу. У меня большие сомнения, что Балинов действовал сам,

по собственной инициативе. Он был художником, иногда выставлялся, не пил, имел отличную характеристику. Ему никто не поверил, что настойчивый голос в голове приказывал ему убивать. Дело в том, что я участвовал в подобнах операциях - внедрялся в подсознание человека, понуждал совершать его определенные действия. Балинов никак не может объяснить свои преступления, с жертвами не был знаком, изнасилований жертв не было. Он напирает на то, что не мог противиться внутреннему голосу, иными словами, в него вселялся другой человек. Почему я предполагаю, что в него мог вселяться Янус? Вот эти рисунки, найденные на месте убийств, точнее один и тот же рисунок, это же пентакль, который есть у нас. Янус набирает силу, он должен достичь достаточной мощи, когда наступит время 'Ч', чтобы открыть все двери потустороннего мира. Поэтому сейчас я обязательно должен увидеть Балинова, понять, что стоит за его словами о контролировавшем его голосе и откуда он знает про этот рисунок. И поможешь мне в этом ты.

Честно говоря, никакой Америки Михаил Евгеньевич для Антона не открыл, он уже был подготовлен к чему-то в этом роде. У Антона появилось ощущение, что он знает профессора уже очень давно, лет десять, по крайней мере, а ведь не прошло ещё нескольких дней, как они встретились.

Казалось, длинный черный коридор уходил в бесконечность. Неизвестную и манящую.

Холодная тьма стелилась по бетонному полу, некогда покрытому разноцветной мозаикой, а теперь - исшарканному тысячами ног.

Бронированные стекла в оконных проемах и обитые толстыми листами железа двери заглушали все звуки.

Неизвестная пугающая бесконечность - и в одну, и в другую сторону. А посередине, словно спасительный свет путеводного маяка - настольная лампа под красным абажуром.

Антон зябко поежился.

Днем было еще терпимо. Да и по ночам, в общем-то, не холодно - он до сих пор открывал форточку, если спал дома. Но здесь дуло...

Коридоры в третьем корпусе института социальной и судебной психиатрии имени Сербского казались ему очень холодными. Интересно почему...

– Hе нервничай перед этой встречей, дружище! Жизнь гораздо проще и прозаичнее.
– напутствовал его Володин.

– Hу да, так-то он спокойный. Вы Эльбруса, cанитара видели?

За столом, в конусе яркого света возникла фигура, облаченная в защитного цвета униформу, и Антон увидел Степана - худого молодого охранника с тонкими рыжеватыми усами.

Лицо его было усеяно светлыми разнокалиберными веснушками. Для охранника такого заведения хиловат, подумал Антон. Профессор же без всяких церемоний уселся напротив.

– Видели.
– ответил он весело.

– Здоровый мужик. Мастер спорта по вольной борьбе. Так вот, этот художник во время припадка Эльбруса и его напарника такой же комплекции раскидал как котят. Ладно электрошоком вырубили, а иначе все - трупы. Ему то что, он за себя не отвечает.

– А как же Марина Дмитриевна к нему заходит?

– Она доктор, это ее работа. Нарушает, конечно, но...

Володин открыл папку, лежавшую сверху, достал ручку и склонился над листами. Маринины записи были видны сразу - четкие, сделанные округлыми разборчивыми буквами, внизу- понятная роспись с расшифровкой. Не то, что многие врачи: не почерк, а какие-то неразборчивые каракули. Нередко и сами не могут разобрать, что написали.