Не позднее полуночи (сборник)
Шрифт:
Когда я дошел до конца и остановился, на мгновение повисла тишина, а потом он сказал:
– Джет – самое подходящее имя для этого пса.
– Ага, – я развернулся и протянул руку к телефону. – Позвоню-ка я в Общество защиты животных, пусть приедут.
– Нет, – сказал он с чувством.
– Это почему же?
– Потому что есть вариант лучше. Позвони кому-нибудь из Управления полиции – неважно кому. Дай им номер с ошейника собаки и попроси выяснить, кто хозяин. Тогда сможешь известить хозяина напрямую.
Он тянул время. Могло выясниться, что хозяин умер, или в тюрьме,
Голуби с этим самым соусом были вполне съедобны, как это с ними обычно и бывает, но остальное в последующую пару часов доставило мне меньше удовольствия. Разговор за столом развивался лишь в одном направлении и в основном был посвящен собакам. Вульф держался на высоте – ни капли сантиментов. Он сообщил, что бассенджи – древнейшая порода собак на Земле, появившаяся в Центральной Африке около пятого тысячелетия до нашей эры, тогда как следов афганской борзой до четвертого тысячелетия не обнаруживается. По мне, так это доказывало лишь то, что Вульф прочел книжку, которой я у него не видел.
Ниро ел на кухне вместе с Фрицем и произвел фурор. Вульф наказал Фрицу звать пса Джетом. Внеся салат, Фриц заявил, что Джет замечательно воспитан и очень сообразителен.
– И все же, скажи, – спросил Вульф, – ты не считаешь его невыносимой помехой для совместного проживания?
– Напротив, – заявил Фриц, – совместное с ним проживание весьма приветствуется.
После ужина я почувствовал, что новоявленному Обществу по канонизации собак надо дать передых, и впервые взял Ниро на прогулку, после чего проводил его на два пролета вверх, до своей комнаты, и оставил там. Вынужден признать, вел он себя отлично. Реши я завести собаку в городе, он бы вполне подошел. В комнате я приказал ему лечь, и он послушался, а когда я пошел к двери, его глаза, цветом похожие на карамель, явно говорили, что он бы с удовольствием пошел со мной, – но он не двинулся с места.
Внизу в кабинете мы с Вульфом занялись списками. Это были специальные предложения от разводчиков орхидей и коллекционеров со всего света, и было непросто пересмотреть тысячи наименований, чтобы выудить ту малость, которую Вульф готов был опробовать у себя. Я сидел по другую сторону его стола, среди ящиков с нашей картотекой. Около половины одиннадцатого мы дошли только до середины – и тут раздался звонок в дверь. Я вышел в холл, включил свет и увидел сквозь полупрозрачное стекло двери знакомую фигуру на крыльце – инспектора Кремера из отдела убийств. Я подошел к двери, открыл ее на шесть дюймов и вежливо спросил:
– Чего надо?
– Мне надо видеть Вульфа.
– Поздновато. На тему?
– О собаке.
Разумеется, никакие посетители и, главное, никакие стражи закона в дом не допускались без согласования
Я раздумывал пару секунд, потом распахнул дверь пошире и гостеприимно сказал:
– Заходите.
Глава вторая
– Откровенно говоря, – заявил Кремер, как бы претендуя прежде всего на абсолютную честность и точность, – информация мне нужна от Гудвина.
Он сидел в кресле у дальнего конца стола Вульфа и почти заполнял его собой. Его широкое круглое лицо было не краснее, серые глаза – не холоднее, голос не мрачнее обычного. Все в пределах нормы.
Вульф набросился на меня:
– Тогда почему ты привел его сюда – вообще без спросу?
Кремер вмешался:
– Я спрашивал вас. Конечно, вас это тоже касается. Я хочу знать, где вы держите собаку. Где пес, Гудвин?
Заданный тон беседы опять же был в норме. После стольких лет знакомства он иногда зовет меня Арчи, но это скорее исключение. Я переспросил:
– Собаку?
Он поджал губы:
– Хорошо, говорю по буквам. Ты позвонил в участок, дал номер с ошейника собаки и попросил найти хозяина. Когда сержант выяснил, что хозяин – это человек по имени Филип Кампф, убитый сегодня днем в доме номер двадцать девять на Арбор-стрит, он поставил в известность отдел убийств. Стоявший на посту перед домом полицейский сказал нам, что собака ушла с мужчиной, до того говорившим, что пес не его. Когда мы узнали, что хозяина ищет Гудвин, полицейскому показали вашу фотографию, и он сказал, что ты и сманил собаку. Сам он на улице, в моей машине. Хочешь, приведу?
– Нет, спасибо. Я его не сманивал.
– Собака побежала за тобой.
Я скромно развел руками.
– За мной бегают девушки, за мной бегают собаки, даже вашим остолопам случается бегать за мной. Ну что я могу поделать…
– Брось ломать комедию. Собака принадлежала убитому, а ты забрал ее с места преступления. Где она?
Вульф вмешался.
– Вы упорствуете, – возразил он, – безосновательно приписывая Гудвину совершение противоправных действий. Он не забирал собаку. Советую лучше обосновывать позицию, если рассчитываете на наше внимание.
Тон был твердый, но не враждебный. Я искоса взглянул на него. Такая его терпимость, видимо, объяснялась известием о смерти хозяина Джета.
– Могу обосновать и по-другому, – заверил Кремер. – Некто Ричард Миган, живший в доме и бывший там во время убийства Кампфа, утверждает, что утром приходил к вам с целью поручить вам работу. По его словам, вы отказались. Это он так сказал.
Кремер выдвинул подбородок:
– И вот что получается. Свидетель с места преступления заявляет, что обращался к вам этим утром. Гудвин появляется на месте преступления через полчаса после того, как там случилось убийство, приманивает… ладно, делает так, что с ним уходит собака, принадлежавшая убитому, и приводит ее в этот дом. На что это похоже?