Не просто о любви
Шрифт:
В полумраке салона звякнул дверной колокольчик, предупреждая хозяев о приходе гостей. Из-за шторки в глубине широкой прихожей, которая, судя по приземистым топчанчикам, стоявшим тут же, служила одновременно и массажной, показалась молоденькая, насколько Олеся могла судить, аборигенка, приветливо кивнула и тут же исчезла обратно. Олеся услышала, как она зовет кого-то гортанным глубоким голосом. В ту же минуту над головами пришельцев зажглась лампочка, освещая приемную малиновым светом.
Олеся осмотрелась.
В самом дальнем углу притулилась треснутая раковина с большой бадьей антисептического мыла и маленьким полотенцем у овального зеркала. Широкие кушетки, укрытые цветастыми простынками, гостеприимно приглашали прилечь
Обувь следовало снять при входе. Олеся мысленно пожалела, что не надела носки. Ей припомнились стерильная атмосфера и яркое освещение московского спа-салона, который она посещала еще до того, как приобрела собственную кушетку и личного массажиста на дому два раза в неделю.
Контраст впечатлял. Еще немного раздумий, и она, пожалуй, отказалась бы даже пить здесь воду – кто его знает, моют ли они вообще стаканы после своих клиентов, – как вдруг та же самая занавеска в глубине зала распахнулась – и показалась сама хозяйка. Олеся увидела полную невысокую женщину лет шестидесяти, с густыми усами и тусклыми, как будто выгоревшими, глазами. Прилизанные, с проседью волосы, бывшие когда-то черными, были стянуты на затылке в конский хвост простой черной резинкой. Круглое лицо, покрытое светло-коричневыми пятнами, немедленно расплылось в дежурной, как подумалось гостье, улыбке, как только хозяйка заметила Алекса.
Они поздоровались за руку и заговорили по-английски, но так быстро, что Олеся с трудом разбирала отдельные слова. Было очевидно, что эти двое давно знакомы. На помощь пожилой даме, которая ласково и даже, как показалось Олесе, интимно похлопывала своего клиента по плечу и спине и совсем не обращала внимания на притихшую и смущенную Олесю, пришла молодая девица, та самая, что первая встретила их. Она называла толстую мадам «мама», и испорченная Олеся тут же решила, что это обычное обращение проститутки к хозяйке борделя, в котором она трудится.
Обе женщины абсолютно игнорировали гостью. И только когда депутатский сын, кивнув в ее сторону, что-то сказал, они заулыбались и ей как родной.
– Это мадам Мина, – сказал Алекс, представляя толстуху, которая разглядывала Олесю умными маленькими глазками. Под ее проницательным взглядом та еще больше стушевалась.
– Она говорит, что может тебя посмотреть.
– Нет-нет, – заулыбалась Олеся и слегка попятилась, – в следующий раз.
– Как хочешь, – согласился Алекс и переключился на беседу с хозяйкой.
Та весело закивала и захихикала в ответ, прикрывая рот ладошкой, а потом вдруг игриво шлепнула его по заду и погрозила корявым пальцем. Алекс притворно вскрикнул и чмокнул целительницу в круглую щеку. Вся троица: мать, дочь и их гость, – пребывая в совершенном восторге, проследовали за занавеску, оставив Олесю наедине со своими страхами.
За широкими окнами салона упал вечер. Редкие прохожие, в основном местного производства, спешили по домам, лишь иногда кидая нелюбопытные взгляды в сторону Олеси. И вот, когда она уже думала, что попала в самое гнездо разврата, где Алекс, по-видимому, был своим человеком и теперь отправился развлекаться в обществе двух нимф, постарше и помоложе, кто как любит, она услышала, что ее кто-то окликает. Мадам Мина собственной персоной манила ее рукой в сторону топчана. Ничего не подозревающая гостья не успела опомниться, как оказалась завернута в плотную кабину, ловко зашторенную хозяйкой. Женщина ткнула в Олесю пальцем и кивнула на лежанку. Испуганная заложница в ужасе затрясла головой.
– No money, – заверила
А потом сама начала ловко стягивать с Олеси ее блузку. Как ни сопротивлялась застигнутая врасплох бедняжка, ей ничего не оставалось делать, как подчиниться. Смущенная, она неловко улеглась на цветастую простыню и уткнулась лицом в старое выцветшее полотенце, а толстуха тут же уселась на нее верхом, придавив Олесины ноги.
Мысленно на чем свет стоит Олеся крыла Алекса за то, что втянул ее в этот сомнительный эксперимент, и приготовилась дать отпор, если массаж спины станет совсем уж жестким. Но на удивление руки мадам Мины оказались мягче, чем она того ожидала. Нежно поглаживая кожу, они ласково, но настойчиво разгоняли кровь, так что вопреки своей воле Олеся вдруг расслабилась и перестала обращать внимание и на застиранную простыню, на которой лежала голым торсом, и на убогость окружающей обстановки. Слабый аромат кокоса, не тот резкий искусственный запах, который можно унюхать теперь в любом магазине России, а мягкий волнующий его прообраз, навевающий воспоминания о нераскрывшемся бутоне и солоноватом кокосовом молоке, приятно возбуждал воображение и успокаивал нервы одновременно. Настойчивые пальцы массажистки прошлись по узлам вдоль позвоночника туда и обратно несколько раз, разминая Олесину чакру, и наконец добрались до шеи. Олеся приготовилась получать наслаждение.
– Проблем, – сказала вдруг хозяйка и неожиданно треснула плотно сжатым кулаком разнежившуюся клиентку по уплотнению около позвоночника.
Олеся и сама знала, что в шейном отделе у нее неполадки. Ее мастер тоже говорила об этом, намекая, что головные боли, очень может быть, ведут свое происхождение именно из этих отделов. Но она никогда не дубасила свою клиентку по загривку, как это сделала непредсказуемая мадам Мина.
Хозяйка салона больно надавила на Олесин остеохондроз и принялась разминать его всеми известными ей способами, отчего у ее подопечной чуть глаза на лоб не повылазили. Но все-таки, Олеся была вынуждена это признать, за болевыми ощущениями, на каждой оттяжке после очередного нажима, она чувствовала необыкновенное удовольствие, эдакое садо-мазо, сигнализирующее, что бастионы жировой клетчатки сдаются под мощным напором сильных пальцев.
Когда мадам Мина закончила свои издевательства и снова перевела Олесю в сферу приятных ощущений, мягко массируя мышцы, по Олесиной спине пробежала дрожь наслаждения сродни сексуальному. Она подумала, что ей надо сменить московского массажиста на кого-нибудь вроде мадам Мины. Тая под ее руками, Олеся даже начала было уважать самую древнейшую из профессий, как вдруг удовольствие закончилось, и она почувствовала, что ноги ее свободны, а хозяйка, весело посмеиваясь, приглашает ее одеваться.
Немного смущаясь, Олеся вышла из-за ширмы. Ей казалось, что она сбросила какую-то страшную обузу со своей шеи, ношу, которую ей приходилось тащить изо дня в день и которая все больше и больше пригибала ее к земле. Теперь же ничего этого не было. Свободная от тяжелых мыслей голова и шея, поворачивающаяся на сто восемьдесят градусов без мерзкого скрипа, острые лопатки и восхитительно легкий затылок подарили ей ощущение вернувшейся юности. Олеся почувствовала благодарность и восторг. Ей захотелось поделиться своими впечатлениями с Алексом. Но он был занят разговором с высоким немолодым европейцем.
Поначалу Олеся подумала, что краснолицый гигант – очередной клиент мадам Мины, но когда тот уселся за конторку и углубился в чтение балансов, а молоденькая «дочурка» хозяйки назвала его «папа» и, капризничая, поцеловала снисходительного великана в щеку, она поняла, что действующие лица этой пьесы не вписываются в ее стереотипные жизненные установки.
– Это Роберт, – пояснил ей молодой приятель, покидая салон, – муж мадам Мины. Он – англичанин, бывший морской пехотинец, приехал служить – да так и остался.