Не раскрытые тайны друг друга
Шрифт:
– (Надеюсь, к нашему дому не пропустят, там же везде оцепление), – решила она.
Не понимающий происходящего Афонька принялся отнимать у матери фотоаппарат.
– Ну дай мне самому поснимать! – происходящее его забавляло.
Алёна с затаенным страхом наблюдала за происходящим. Малочисленная группа из нескольких милиционеров и военных, продолжая выставлять перед собой омоновские щиты, бодро драпала от надвигающейся разъяренной толпы. Как по заказу, на набережной напротив Дома Советов появился пустой автобус. Блюстители порядка рысцой пересекли газон, заскочили в машину и отбыли в неизвестном направлении.
– Ну
– Что они могут против такого потока взбешенной орды? – Наталья Николаевна пыталась их оправдывать.
– Мам, сборище такого масштаба не в одну секунду и не из ничего образовалось, могли бы сюда прислать пополнение для охраны.
Урбанова перегнулась через перила балкона и посмотрела вниз. Стоявший около их подъезда Виктор, заметив «благодетельницу», жестами попросил спуститься.
– Сейчас вернусь, – кинула на ходу Алёна, чуть не сбив с ног Наталью Николаевну, стоявшую в балконном проеме.
Дочь стремглав забежала в кухню и выхватила из холодильника металлическую коробку с бутербродами, приготовленными для Нахимова на завтра на работу.
– (У меня определенно паранойя с этой едой!) – вынесла она вердикт и, как была в домашней размахайке, джинсах и тапочках, влетела в закрывающийся лифт, на котором только что поднялся с улицы бледный как полотно испуганный сосед. Через пару минут Алёна уже открывала дверь на набережную.
Виктор буквально втолкнул ее обратно в подъезд и прижал к стене, закрыв своим телом.
– Там какой-то идиот с автоматом появился из ниоткуда. Не шевелитесь.
– Сейчас уроню коробку с бутербродами.
– Вы что, опять с едой? – прошептал Виктор.
– Да, у меня это на нервной почве.
Она обхватила Виктора двумя руками и крепко вцепилась в коробку у него за спиной. Спровоцированное моментом опасности, где-то в глубине брюшных мышц обоих вспыхнуло дикое первобытное желание, ударившее в голову, как алкогольное опьянение.
В следующее мгновение дверь от резкого толчка ноги в армейском сапоге распахнулась, прозвучало ругательство, и прогремела автоматная очередь, заполнив подъезд брызгами штукатурки и мрамора.
Соколова сильно толкнуло и крепко прижало к Алёне. Она всплеснула руками, выронила коробку, встряхнула кистями рук, как при ожоге. Дверь захлопнулась, топот и звук выстрелов удалились. Оба очнулись:
– Что это было? – Алёна даже не успела испугаться, только посмотрела на свои покрасневшие ладони.
Виктор отпрянул, поводил плечами и лопатками, как бы вправляя на место свою костную систему. На полу валялась стальная коробка с вдавленной пробоиной. Он поднял ее и снял крышку. Там лежал бутерброд, украшенный острой пулей.
– Зачем вы притащили сюда бутерброды? – это всё, что он был в состоянии спросить.
– Не знаю. У меня такая навязчивая идея. Наверное, от воспоминаний родителей о блокаде и голоде.
– Черт, – выдавил из себя омоновец. – Мы должны охранять жителей города, а они жизнь нам спасают.
– Что случилось? Я ничего не поняла, – Урбанова заторможенно приходила в себя.
– Пуля срикошетила мне в спину, может, от стены или от лестницы.
Алёна смотрела на него, сморщив лицо от недопонимания. Ее начинал бить озноб. Сердце бухало и крякало.
– Какой-то придурок с автоматом ворвался в подъезд и саданул очередью, а дальше всё как в кино.
Омоновец нажал на кнопку, дверь открылась, и, как несколько лет назад в «Виторганову ночь» [3] , из лифта выплеснулся желтоватый конус лучей от лампы. Он соединил их овалом светового пятна в единое существо. Алёна прилипла к Соколову хваткой репейника: всеми колючками своего страха одновременно, боясь отпустить хоть на секунду. В ушах еще стоял рокот автоматной очереди. Она втянула его за собой в лифт и плотно прижалась к мужественному торсу. Их дыхания смешались. От неожиданности Виктор замер, почувствовав, как мгновенно, в такт с ударами сердца поднялось его естество. Урбанова всё поняла и молча проскользнула руками вниз, выпуская его на волю.
3
О «Виторгановой ночи» читайте в первой книге Агаты Ашу «Не завидуй себе» из коллекции романов «Она не такая, как все».
Разбуженная опасностью, проснулась наследственная память и перекрутила осознание происходящего в плотный жгут. Алёне привиделось, что она не здесь, в тесном лифте, а в сыром блиндаже на передовой, наскоро оборудованном в медпункт. Да и не она это вовсе, а умело перевязывающая рану Наталья Николаевна, ее мама, военно-полевой ангел-хранитель отца, Владимира Урбанова.
– Тебе бы в медсанбат, Володя, с такой раной… – робко посоветовала Наташа, понимая, что никакого госпиталя поблизости нет и что, возможно, это последние минуты жизни ее отчаянного возлюбленного.
Надежды на выход с окруженной фашистами высоты практически не оставалось.
– Какой медсанбат, перевязывай скорее, через пятнадцать минут идем на прорыв кольца, – он мельком взглянул на командирские часы.
В блиндаже на земляном полу стоит вода по щиколотку, и никуда не деться, негде присесть, некуда даже прислониться. Но через двенадцать – нет, уже через десять – минут взлетит красная ракета, и он первым поднимется из траншеи, пойдет, забыв о ранении, побежит впереди с поднятым пистолетом, увлекая за собой в атаку бойцов. И единственное, что убережет, защитит его от немецкого пулемета, который неутомимо бьет с фланга, – это ее любовь, это память о ее руках, это то счастье и та сила, которые она подарит ему в оставшиеся минуты перед боем.
Легкие движения ладоней Алёны, сложенные трубочкой, становились плавными и тягучими, уверенно скользили вдоль и вокруг его плоти, настойчиво умножая накал желания, возвышая простое действие до уровня магического обряда.
– Еще, еще, еще, у вас волшебные руки, – бормотал Виктор, понимая и не понимая, что с ним происходит. – (Такого со мной еще не было).
Кульминация была мощной и протяжной, разлилась по всему его телу, заставив Виктора застонать.
Алёна выудила двумя пальцами носовой платок, вытерла ладони и влажные следы на одежде. Открыла лифт.