Не сдавайся

Эшли Кристен

Гостиная была небольшой, стены выкрашены в приглушенный виноградный цвет, который каким-то образом объединял все цвета и узоры в комнате, придавая ей теплое, фруктовое, пещерное настроение. Стены были почти от края до края заполнены всякой всячиной — от гравюр с цветами до племенных узоров, от абстракций до карикатурных портретов, от старых побитых зеркал до фотографий в рамке, на которых были изображены мы с Итаном, живущие своей жизнью.

Сам дом был старым, построенным в 50-х годах, поэтому в нем не было большой гостиной. Не было соборных потолков. Он был разделен на небольшие комнаты, которые, к сожалению, разделяли

его обитателей. Но нас с Итаном это устраивало, потому что мы были только вдвоем и любили проводить время вместе.

У жильцов до нас были собаки, которые плохо себя вели, поэтому ковер был новый. Не самый лучший, но все равно чистый, и я за ним ухаживала, чтобы он выглядел красиво.

Коридор с левой стороны вел к двум спальням, подсобному помещению и ванной комнате, которую мы с Итаном делили на двоих. Хозяин разрешил мне выкрасить комнату Итана в голубой цвет, и она была оформлена в мальчишеском стиле. Моя комната была продолжением стиля бохо, но более насыщенного цвета: она была выкрашена в приглушенный бирюзовый цвет и набита всякой всячиной, от мебели до безделушек и фотографий.

Дверь справа вела на кухню, которая была не очень большой, но достаточной, чтобы поставить там относительно неплохой кухонный стол, который подходил нам с Итаном. Нам не нужен был шикарный обеденный стол (или столовая). Только не для нас с ним.

Никто не будет ломиться ко мне в дверь, вымаливая разрешения сделать фотографии для какого-нибудь журнала декораторов. Но мне все нравилось. В этом была вся я. Я чувствовала себя в безопасности и комфорте, и мне казалось, что я чего-то добилась. Это окружало моего ребенка и, надеюсь, заставляло его чувствовать то же самое, а также показывало ему, что он должен быть самим собой и получать от этого удовольствие, несмотря ни на что и ни на кого.

По выражению лица Трента я поняла, что такой уверенности не чувствует.

А мне было наплевать. Я никогда не была в доме Трента, но, зная его жену, на ум сразу приходили кружевные салфетки.

— Ты хотел поговорить? — спросила я, и он посмотрел на меня.

— Да, у тебя есть кофе?

Наркоман в завязке и кофе.

Черт.

Я прошла на кухню, чувствуя, что Трент идет следом за мной, и старалась не думать о Мерри.

Я добилась этого чуда, но только благодаря тому, что позволила мыслям о Тренте просочиться внутрь. О том, как он разобрался со своим дерьмом после того, как бросил меня. Что он был чист и трезв уже девять лет, восемь лет был знаком со своей женщиной, семь лет из которых женат на ней, предан ей, их дочери и новорожденному сыну. И как он не дал ничего из этого дерьма Итану и мне.

Хотя теперь он пытался восполнить все это для Итана. Сначала он приходил ко мне, чтобы «наладить общение» и «убедиться, что все в порядке после того, как тот сумасшедший устроил буйство».

В конце концов, это привело к тому, что он раскрыл мне свою истинную цель — он хотел познакомиться с Итаном и хотел, чтобы младшая сестра Итана знала, что у нее есть старший брат.

И вероятно главной причиной было желание Трента сделать свою жену счастливой.

Со своей стороны, я не хотела иметь ничего общего с его дерьмом. Он свалил, мог и дальше оставаться в жопе, и мне было все равно. Я прошла путь от официантки в дерьмовом баре до стриптизерши, потому что мне нужны были деньги, чтобы заботиться о своем ребенке. Я унижалась и шла

на многое, чтобы мне помогали, присматривали за Итаном, когда мне или моей маме нужно было работать. Я брала бы деньги у своего приятеля Райана, даже зная, что он никогда будет со мной, если бы он и не скрывал это так тщательно, просто потому, что мне так сильно нужны были его деньги.

И я была ослеплена человеком, который хорошо относился ко мне. Благодаря которому я чувствовала себя особенной, и который заботился об Итане. А он оказался сумасшедшим.

Но дело было не во мне. Трент был чист и трезв, у него была надежная работа и семья. Дело было в Итане.

Я спросила своего ребенка. Он попытался скрыть свою внеземную радость, что у него наконец-то будет отец.

Но я уловила это. И позволила этому случиться.

Несколько коротких встреч в моем присутствии переросли в несколько ужинов, которые так же проходили при мне. Потом, когда стало ясно, что Трент действительно взял себя в руки, что его жена Пегги — нормальная женщина, а Итану нравится быть с ними, я разрешила им забирать его. В конце концов, это привело к тому, что он стал оставаться там на ночь или на все выходные.

Итану это нравилось, хотя он и был насторожен. У него давно не было отца, и он был моим мальчиком, так что у него хватало ума не погружаться во все с головой.

К тому же ему нравилась большая семья, которая была у нас сейчас: мы с мамой, Феб, Колт и их ребенок Джек, брат Феб Морри, его жена Ди и их дети, мама и папа Феб и Морри — Джек и Джеки (те самые «Джей и Джей»), а также все, кого они приводили с собой. Еще были моя подруга Ви, ее мужчина Кэл и их дети, коллега Колта Майк и его женщина Дасти и все, кто шли с ними; подружки Феб, Мими и Джесси, которые так же сблизились со мной.

Другими словами, я сделала то, что должна была. Я прошла одинокую дорогу, вымощенную дерьмом, со всех сторон в меня целились снайперы, но я добилась для своего ребенка всего необходимого.

Хороший дом в неплохом районе в маленьком городе, где живут хорошие люди (по большей части). И большая семья, которой было наплевать на все.

Прибавьте еще родного отца Итана и его растущую семью, и мой мальчик, милый и общительный, был на седьмом небе от счастья.

А я — нет.

Итан этого не знал и никогда не узнает.

Подобные мысли были не лучше размышлений о Мерри, поэтому я быстро приготовила Тренту чашку кофе, как он любил. После чего поставила его в микроволновку, так как выключила полупустой чайник перед тем, как отправиться биться головой о кирпичную стену своей жизни. Когда микроволновка пискнула, я передала ему кружку и прислонилась бедром к стойке напротив, устремив на него взгляд.

— Что случилось? — повторила я свой вопрос, заданный ранее.

Трент сделал глоток и поставил кофе на стойку рядом с собой.

Не гранит. Не мрамор. Ни хрена подобного. В радиусе пяти кварталов не было ни одной гранитной, мраморной или модной цементной стойки.

Горчично-желтый пластик под старину. Он подходил к холодильнику и плите, которые стояли в этом доме с тех пор, как Америка отметила свое двухсотлетие.

Посудомоечная машина выделялась и не подходила, что плохо. Но вся техника, шкафы, столешницы и даже старый линолеум на полу были в отличном состоянии. Я постаралась, и кухня стала такой же эклектичной, как и весь дом, с ноткой винтажа.