Не соблазняй повесу
Шрифт:
– Я заплыл в неизведанные воды, – проговорил Уинтер с неприятной усмешкой, и голос его погрубел. – Заплыл в них с той самой минуты, как познакомился с вами, дорогая.
Да, этот мужчина за словом в карман не полезет, он весьма находчив. У Амелии по спине пробежал холодок предвкушения, когда Лукас небрежно отбросил в сторону свои перчатки.
– Но я в точности знаю, как повел бы себя далее пират, – продолжал Лукас, принимаясь развязывать ленты ее корсажа. – Он захотел бы осмотреть свою добычу.
– Свою д-добычу? –
– Ваши уроки вы мне давали всерьез, – заметил он. – Примите же всерьез и ваше приключение.
Знал бы он, насколько «всерьез» действовало на нее это приключение!
– Продолжайте, – предложила она. – Пират осматривает «свою добычу», и эта добыча я.
– Совершенно верно. Но пират хотел бы осмотреть добычу получше.
Когда он бесцеремонно запустил руку ей за корсаж, развязал шнурки корсета и завязки нижней сорочки, Амелия нервно сглотнула. Лукас тем временем столь же бестрепетно спустил у нее с плеч платье, стянул вниз корсет и сорочку и, обнажив таким образом ее грудь, уставился на нее горящими глазами.
Боже милостивый! Впервые в жизни она стоит с обнаженной грудью перед мужчиной – и не может понять, не знает, возмущаться ей или радоваться. Лукас обнял ее, и груди Амелии открылись совсем, они приподнимались и опускались в такт ее учащенному дыханию, и казалось, что это доставляет ему наслаждение, мучительное наслаждение...
– Вы стали бы лучшим призом для любого берберского пирата, – хрипло проговорил он.
Его искреннее восхищение доставляло Амелии наслаждение, а необузданно-чувственное выражение лица мужчины ясно говорило о том, что сейчас он жаждет от нее лишь одного. И вовсе не денег, и даже не сведений о Долли.
Такими глазами мужчины смотрели на Венецию, но никогда на Амелию. Как объект мужского желания она всегда оставалась на втором плане.
Лукас дал ей почувствовать себя желанной женщиной.
Остатки ее сопротивления исчезли, она погрузилась в мир его фантазии... и своей тоже. Она даже приподнялась и слегка откинулась назад, чтобы он лучше видел ее грудь, и была вознаграждена его страстным и алчущим взглядом.
– Но пират не ограничился бы только созерцанием, – прохрипел Лукас.
– Да? – выдохнула она и покраснела, почувствовав в его словах нескрываемое желание.
Он смотрел Амелии прямо в глаза, пугая ее напряженностью горящего взора.
– Пират прибегнул бы к прикосновению, – сказал он и накрыл ее груди – обнаженные! – ладонями.
Потом он обнял ее за талию одной рукой, привлек к себе и осыпал быстрыми нежными поцелуями шею, другой рукой продолжая ласкать грудь. И это вызвало у Амелии новую бурю неизведанных до сих пор, странных, ошеломительных эмоций. Да ведь она стала бесстыдной, совершенно бесстыдной, и хотела большего, еще не понимая, чего она хочет, каких ощущений ждет. То, что она бесстыдна, Амелию почему-то не волновало. Она отдавалась
– Достаточно ли вам такого приключения, дорогая? – пробормотал Лукас, прижимаясь лицом к ее шее. – Или вы хотите большего?
Его ищущие, полуоткрытые губы коснулись ее груди, и от этого поцелуя у Амелии перехватило дыхание. Большего? Хочет ли она большего?
– Позвольте мне показать вам... дать вам попробовать... – продолжал бормотать он почти невнятно, и Амелия едва не теряла разум.
Как же справляются с таким женщины-шпионки? Как им удается использовать чувственные ухищрения для того, чтобы получать нужные сведения, если эти ухищрения на:-столько подчиняют себе рассудок?
Лукас превратил ее в некое странное создание, лишенное всякого самообладания. Тело ее содрогалось и горело огнем.
Словно догадываясь о том, что она чувствует, он расстегнул платье у нее на спине, потом решительным жестом запустил под него руку, добрался спереди до не прикрытого корсетом интимного местечка и тронул его сквозь тонкую ткань нижней сорочки.
Ошеломленная этим, Амелия все же смогла выговорить, заикаясь и дрожа:
– Вы... уверены, что... пират... чувствовал необходимость... обследовать свою пленницу... и таким способом?
Лукас дышал шумным стаккато.
– О да, особенно если пленница была такой строптивой.
– Что? – еле выговорила она в полном изумлении. – Вы еще называете меня строптивой?
– Вы дразните меня вот уже два дня. Всего несколько часов назад вы забавлялись тем, что наделяли мою саблю преимуществами, в которых намеревались отказать мне. – Лукас приблизил свои губы к ее губам, но не поцеловал Амелию, а добавил прерывистым шепотом: – Вот так, моя дорогая, я собираюсь дать вам почувствовать, как это бывает на самом деле.
Он припал к ее губам, в то время как его дьявольские пальцы быстро двигались там, у нее внизу. В неистовом экстазе Амелия прижалась всем телом к Лукасу. Боже милостивый... да что же это он делает с ней?
Его пальцы были такими же крепкими и уверенными, как его поцелуи, и Амелия вдруг ощутила нечто постыдное: ее сорочка намокла. Уинтер, конечно, тоже почувствовал это.
В ответ он ласкал ее еще более неистово, пока Амелия не почувствовала нечто странное, какие-то бурные спазмы внизу живота.
Лукас внезапно поднял руку и положил ее Амелии на грудь. Она отпрянула от него со словами:
– Лукас, пожалуйста...
Она не понимала, в чем дело, чего ей хочется, но знала безошибочно, что Лукас это понимает.
– Пожалуйста... я... я... хочу...
– Чего? – пробормотал он, касаясь губами ее щеки. – Чего вы хотите?
– Я... я не знаю, – тихо выдохнула она убитым голосом.
– Так я скажу вам, чего вы хотите. Разрядки. Или, как выражаемся в таких случаях мы, грубые американцы, вы хотите «кончить».