Не совсем мой, не совсем твоя
Шрифт:
– Ты все время был рядом?
– Да. Я принес ей розы, много роз, и расставил по всей комнате. Часть даже положил на постель. Я зажег свечи и включил Четвертую симфонию Бетховена. Потом я ввел ей немного кислоты, лег рядом и начал слушать ее дыхание. Мы разговаривали без слов. Вообще-то не впервые, но впервые так долго.
– Ты дал ей кислоту? Зачем?
– Чтобы облегчить переход.
– Оригинально.
– На самом деле нет. Олдос Хаксли тоже уходил под кислотой. И не он один.
– А ты не думал о том, что это… м-м, не вполне естественно?
– Нет. Она не должна была страдать, она не должна была бояться. Поэтому когда связь между нами стала
Он говорит негромко, монотонно и, похоже, совершенно не задумывается над тем, какое впечатление производит на Ксению его рассказ. Он говорит, потому что должен сказать. Потому что считает это необходимым.
– А где была Каталина?
– В соседней комнате. Изредка она заходила, но не мешала нам.
– Она знала, что вы оба под кислотой?
– Да.
– Безумие…
Ник смотрит на нее без отрыва. Его глаза вспыхивают попеременно то сапфировым, то рубиновым светом. Этот коктейль Джеймса Бонда и в самом деле крепкая штука…
– Лада знала про Илону?
– Только то, что позволяло ей худо-бедно мириться с ее существованием.
– Выходит, она не знала главного.
– Не знала.
– И не пыталась узнать?
– Пыталась, конечно! – Ник тянется к стакану Ксении, одним глотком приканчивает согревшийся до комнатной температуры коктейль и тут же смешивает ей новый. Такой же, но холодный. – Чего только она не делала: и душила меня подушкой, и набрасывалась с кулаками…
Набрасывалась с кулаками?.. Ксения смотрит в свой стакан, и ее преследует одна неотвязная мысль, которую она из боязни попасть пальцем в небо пока что не решается озвучить. Лада, сестренка… Кем бы в действительности ни являлась эта юная леди, по отношению к Нику она вела себя не как сестра, а скорее как любовница. Да и Ник, если уж на то пошло, вел себя не как брат, а как любовник. Быть может, в этом он и пытается ей признаться?
Будут сучья трещать в ярко-рыжих кострах,Объясненье в любви – как признанье вины,Привкус крови на сжатых до боли губах —Как предчувствие новой нелепой войны.И опять мы не сможем секрет разгадать,И еще раз отложим на тысячу лет…Праздник встречи со мной будет кончен, когдаТы плеснешь мне в бокал электрический свет.Задумавшись, Ксения не сразу замечает, что Ник делает ей какие-то знаки глазами. В чем дело? Мы не одни?
На этот раз она угадала. В арочном проеме, разделяющем кухню и коридор, появляется долговязая
Ник поднимается навстречу, и некоторое время они стоят, крепко держась за руки, завороженно глядя друг другу в глаза.
– Ну как ты? – шепотом спрашивает Ник.
– Роскошно… – Пальцы Хэнка заляпаны масляной краской, и когда он ласково прикасается к лицу Ника, на скуле у того остается синий мазок. – Я вернулся туда, откуда ты так поспешно увел меня в прошлый раз, и побеседовал с духом Меркурием. [20]
– Ты вошел в темные воды?
– Вошел и вышел.
– Отлично. Значит, бояться больше нечего.
– Я понял.
Ксения опускает голову, чтобы не видеть, как один мужчина гладит по лицу другого. Это зрелище странным образом возбуждает ее. Она так устала, что почти не чувствует своего тела, но взгляды, которыми обмениваются эти двое, рождают в ее душе некое сладостное томление. Если бы им пришло в голову заняться любовью прямо у нее на глазах, это доставило бы ей удовольствие. В то же время она изнывает от ревности. Какая дьявольская мешанина чувств!
20
Дух Меркурий – алхимический термин, обозначает посредника между враждующими элементами, миротворца и создателя единства. Меркурий алхимиков – это «дух истины», sapientia Dei, именно он является тем, кто проникает в глубины материи, и обретение его есть donum Spiritus Sancti.
– Это она? – Хэнк указывает перепачканным краской пальцем на Ксению, но сам на нее не смотрит.
Ник подтверждает кивком:
– Да.
– Именно так я ее и представлял.
Поняв, что единственным человеком, находящимся в состоянии стресса, является она сама, Ксения пробует убедить себя хоть немного расслабиться, и вскоре ей это удается. Неоценимую помощь оказывает коктейль Джеймса Бонда, который с каждым глотком становится все вкуснее. Ник еще изредка поглядывает на нее (на всякий случай), но напряжение первого момента уже миновало, так что через некоторое время успокаивается и он.
Стоя босиком на керамической плитке песчаного цвета, которой выложена вся кухня (на полу покрупнее, на участке стены рядом с плитой и раковиной – помельче), Хэнк заряжает кофеварку. Его замедленные движения наводят на мысль, что действие кислоты еще не закончилось. Когда дело доходит до расстановки на столе кофейных чашек, Ник все-таки решает вмешаться. В самое время – одну из них приходится ловить буквально на лету.
– Ты лучше присядь, братец, – советует Ник, ногой придвигая к нему табурет. – Я сам управлюсь.
Хэнк послушно садится и устремляет взгляд на Ксению. В его глазах сияние всех солнц, отблески всех костров. Ей становится немного не по себе.
– Я знаю, почему он выбрал тебя, – говорит он внезапно. – Знаю.
– Сейчас он все знает, – с улыбкой роняет Ник, поворачивая голову и делая чуть заметное движение бровями.
Это намек на то, что возражать не следует.
Ксения пробует выдавить из себя хоть что-то:
– Правда?
– Я заряжен, как ядерная боеголовка, – доверительно сообщает Хэнк, продолжая смотреть на нее в упор. – Но так даже лучше. Если бы я был чист, ты показалась бы мне другой.