Не та профессия. Тетрология
Шрифт:
– С одной стороны, аванс – это здорово, – размышляю вслух. – Он же в любом случае остаётся у вас? Даже если покупатель откажется от сделки?
– Разумеется, – степенно кивает Иосиф, по-прежнему не излучая никаких эмоций. – А что вас смущает?
– Вот больше всего лично я боюсь необъяснимого везения, – признаю сь, непроизвольно морщась. – В те моменты, когда жизнь требует собранности.
Поскольку условия выкупа нами части пая у Иосифа оговорены, часть выручки сегодняшнего утра уже автоматически принадлежит Алтынай.
– Поначалу я подумал
Видя наши вопросительно поднятые брови, он продолжает:
– Как хорошо вы знаете этот базар и торговлю?
– Вообще не знаю ни того, ни другого, – поднимаю вверх обе ладони. – Всегда был настолько далёк от обоих пунктов, насколько можно. И в прямом, и в переносном смысле.
– Торговлю знаю, если речь о мясном опте, стоимости различной монеты и долговых обязательствах, – говорит вслед за мной Алтынай, излучая явное любопытство. – На этом базаре второй раз. Первый раз покупала сбрую у коновязи, внутрь не заходила.
– Значит, не знаете ничего, – подводит итог Иосиф. – Тогда не сочтите за желание набить себе цену, все условия между нами всё равно оговорены… И будут тщательно исполнены с моей стороны… Но всё же, для лучшего понимания. Как вы думаете, какими народами тут представлены торговые ряды?
– Дари и пашто? – недоумённо и синхронно выпаливаем мы с Алтынай.
Под смех Иосифа, которых кладёт на стол доску для записей (которая тут в повседневной работе используется вместо бумаги и карандаша).
– Это и так, и не так. – Он рисует мелом на доске какие-то пиктограммы, вопросительно сморит на Алтынай.
Которая кивает ему со словами:
– Понимаю.
– Вы, молодой человек, пользуетесь совсем другим письмом, потому вот вам малая доска и второй мел, – великодушно делится канцелярскими товарами старик, деликатно демонстрируя, что наши разные алфавиты не остались вчера незамеченными. – Кстати… то, как вы понимаете друг друга без слов и отвечаете в один голос, настолько обращает на себя внимание, что не могу не спросить: вы ведёте себя, как брат и сестра. Зовёте друг друга, как брат и сестра. Насколько я вижу, даже живёте вместе, как брат и сестра… прошу прощения, если вторгся в тонкие материи, последнее точно не моё дело… Но явно происходите не то что от совсем разных родителей, а даже и из разных народов. И между вами не то что нет ни общего отца, ни общей матери; но и даже родители ваши не приходились друг другу хоть сколь-нибудь кровной роднёй. Не буду вдаваться в детали, но много видевшему в разных концах земли это более чем очевидно… Не утолите ли любопытство, в чём причина? Такой вашей разности и схожести одновременно?
Мы снова переглядываемся с Алтынай под откровенный смешок Иосифа, затем отвечаю я:
– Мы оба чувствуем настроение людей и те страсти, которые их обуревают в конкретный момент. Вам знакомо понятие эмпатии?
– Благодарю, это многое объясняет, – церемонно кивает Иосиф. – Хотя, далеко не все эмпаты в этом несовершенном мире столь близки друг другу помыслами и устремлениями… как вы друг другу.
– Долг жизни. Долг крови. –
А у меня возникает ощущение, что сейчас они разговаривают между собой, не говоря ни слова.
– Это последнее, на что я бы подумал, – многозначительно хихикает Иосиф, глядя на Алтынай, как будто только что узнал что-то, недоступное мне. – Спасибо за исчерпывающую откровенность, ханум… Со своей стороны, вот ответная откровенность. На этом базаре действительно торгуют преимущественно дари и пашто. Ваша правда. Но это, если копнуть глубже, далеко не вся правда.
Затем Иосиф рисует какие-то значки:
– В одной лавке может работать несколько человек, потому считаем только хозяев, согласны?.. – он, подобно преподавателю на лекции у доски, окидывает нас взглядом и продолжает. – В конечном счёте, направления развития и политику определяют именно они… На первом месте числом пуштуны. Чтоб было вам понятнее… вы считаете в десятиричном или в двенадцатиричном счёте?
– Десятками, сотнями, тысячами, – коротко роняет Алтынай, следя за движениями мела старика по доске. – И в войске, и стада.
– А вы? – делает наивное лицо Иосиф, явно пытаясь собрать дополнительную информацию обо мне. Причём, исключительно из любви к искусству, а не из каких-то прагматичных соображений…
– И десятками считаю, и двенадцатиричный счёт знаю, и двоичное исчисление, – улыбаюсь в ответ, не отказывая себе в желании потроллить старика.
Видимо, общение с Алтынай плохо на меня влияет. Раз и я начинаю впадать в детство.
– Ещё – троичное исчисление, но оно бывает симметричное и несимметричное. Знаете такое? – отзеркаливаю наивное выражение лица, простодушно глядя ему в глаза.
– Гхм… тогда будем считать десятками и сотнями, – задумчиво погружается в себя на пару секунд Иосиф. Потом «выныривает» и продолжает. – Так вот… около пяти с половиной десятков торговцев из каждой сотни на этом базаре – пашто. Либо чистые пашто, либо пашто по отцу, что одно и то же…
Иосиф долго и подробно объясняет расклады, под моё зевание и под напряжённым вниманием Алтынай (старательно вникающей в его данные, но с непривычки напрягающейся).
Если опустить его подробные пояснения (рассчитанные на чуть иной контингент ), то в сухом остатке получается: пятьдесят пять процентов торговцев на этом базаре – вообще-то пуштуны. Либо пуштуны по отцу, что одно и то же.
Но не дари. Которые составляют только что-то около тридцати процентов.
В сумме как бы их большинство, и сложилось исторически так, что между собой они как будто ладят. НО, как всегда есть большие «но».
Товары, которыми торгуют пашто, преимущественно трудоёмкие, недорогие и рассчитанные на сегменты «стандарт» или «эконом». То есть, повседневные продукты питания (без изысков и деликатесов, в основном мясная группа), крайне недорогая одежда, опять же преимущественно из выделанных шкур и кожи. Да в общем-то и всё.