Не та профессия. Тетрология

Афанасьев Семён

Мне, кстати, видно, что Актар ничуть не подвергает сомнениям сказанное. Просто он желает «пройти дорогу рассуждений» вместе со «свидетелем»: а вдруг взрослый ум заметит что-то ещё, чего ребёнок по пути мог пропустить?

– Я несколько раз бегал к ним в тот день. – Сообщает представитель местной молодёжи, не отвлекаясь от поедания плова. – Меня десятник стражи попросил: каждый раз, когда в долину въезжали более десяти конных людей единовременно, по его просьбе сообщать этим двоим. Медная монета за каждую новость, – солидно покосился малыш в адрес Разии. – Так вот, в час Зухр этого вашего «второго»

на их стоянке уже не было. А между часом «Восход» и часом «Зухр» он ещё был. Соответственно, ушёл примерно в полдень, – малец, явно довольный произведённым впечатлением и вытянувшимся от удивления лицом Актара, с удовольствием впивается зубами в здоровенный кусок бараньего мяса (зажаренный прямо на ребре и в длину сравнимый с длиной локтя самого пацана).

– А почему думаешь, что он именно по горе ушёл? – делаю жест Актару помолчать.

Это не укрывается от присутствующих, но подобная вольность сходит мне с рук (ибо в этих местах никто в чужие дела и отношения без спросу обычно не лезет. А Актар не обидится, с ним у нас свои отношения).

– Так коней он нигде не покупал. – Парень, отложив баранье ребро с недоеденным мясом на их общее с Разиёй блюдо (да-да…), начинает солидно загибать пальцы. – На базаре тоже ни с кем не разговаривал; и вообще ни к кому с конями либо верблюдами не подходил. Значит, что?

– Что? – вежливо улыбаюсь, еле удерживаясь, чтоб не заржать от умиления и комизма ситуации одновременно.

– А-а-а, ещё он по дороге тоже не шёл, я б увидел, – торопливо добавляет Мазияр, присоединяя ещё один палец к уже загнутым. – Значит, пошёл он пешком. И пошёл только через горы. Потому что на козе или на овце б он не уехал…

Видимо, последнее было шуткой, потому что присутствующие пашто оглашают окрестности громовым хохотом.

Пока Разия всё старательно переводит на ухо Алтынай.

Отсмеявшись, Актар и Хамидулла многозначительно переглядываются.

– Какие дороги ведут через горы? И куда он мог направиться? – спрашиваю обоих аксакалов одновременно.

– Только на север, на ту сторону Гиндукуша. Рядом с долиной есть ещё и горные тропы, числом до полудесятка. Пройти можно и по ним, – уверенно отвечает Хамидулла под испытующим взглядом Актара. – И там, кстати, даже сейчас костёр надо жечь ночью, что обогреться.

– У каждого рода – свои стоянки? – уточняет Актар.

– Ага, – кивает «глава суда». – Ещё надо знать, как идти, чтоб к ночлегу оказаться у стоянки с дровами… Да и развести огонь в горах сходу не каждый сможет… – Старик не упоминает, что дрова могут отсыреть от суточного перепада температур; что сухой трут надо иметь с собой; и ещё несколько таких же, местным очевидных, тонкостей.

– Дадите проводников через горы? Очень хорошо заплачу. – Вступает в мужскую беседу Алтынай, никого, однако, не смущая (раз уж женщины и так присутствуют за столом, по обычаю туркан и в знак уважения к ним).

Хамидулла, кивнув Алтынай, вопросительно смотрит на Актара.

– Присоединяюсь к просьбе, – спокойно говорит вазири. – И тоже оплачу, со своей стороны. Это наш кровник.

– Спасибо за гостеприимство, – церемонно благодарит Актар Хамидуллу после того, как все остальные

расходятся.

Двое стариков, не сговариваясь, специально остаются за столом, видимо, движимые тщательно скрываемым даже от самих себя желанием пообщаться.

Всем присутствующим понятно, что у двух старейшин-пашто вполне могут (и должны) быть свои дела, для чужих ушей не предназначенные. Потому, попрощавшись, прочие приглашённые уже покинули дом.

– Мой дом – твой дом, – ритуально отвечает Хамидулла, затем чуть смущается. – Не столько нам лет, чтоб длить полувековые дрязги… Согласен?

Актар молча кивает, прихлёбывая какой-то особый сорт чая с закрытыми глазами.

– Я что спросить-то хотел, если расскажешь… А что это за рыба была? Что в ней такого ценного? На вид же – ничего особенного, ещё и вонь на всю округу? – Хамидулла, движимый принципом «знаний много не бывает», преодолел-таки чувство неловкости и задал тот вопрос, который давно вертелся на языке.

– Да ничего особенного! Рыба как рыба! – и не думает скрывать ничего Актар. – Вопрос не в ней, а в множестве слагаемых. Ты же знаешь, что на землях города на полях недород регулярно раз в три-четыре года, из-за засухи либо заморозков? А виноградом зиму не прокормишься?

Хамидулла кивает.

– Вот Совет Города подсчитал, сколько надо сделать каких запасов, чтоб каждой семье города, случись голодный год, можно было выжить. – Охотно поясняет Актар. – Это было первым шагом. Вторым шагом, с подачи туркан, нашли «запасные виды продовольствия», это вот та самая рыба плюс кое-какие растения. А то, что тащили эти двое, наша проба: как будет храниться.

– Теперь понятно, почему первый себя убил, а второй пешком пошёл через горы, – абсолютно спокойно кивает в такт услышанному Хамидулла, наливая за компанию чаю и себе. – Кое-кому на севере очень не понравится, если пашто и дари вообще перестанут нуждаться в траченом жуками рисе в голодный год.

– Ещё и привезённом невовремя, и продаваемом на пять шестых за деньги, пусть и небольшие, – соглашается Актар, задумчиво глядя перед собой. – Мы тоже думаем, что это люди Султана.

– Я не думаю, я знаю, – дробно хихикает хозяин дома.

– Откуда? – мгновенно вскидывается старейшина вазири.

– А манера произношения, – охотно поясняет Хамидулла. – Я встречал уже раньше… Причём ты заметил, что он одинаково хорошо понимал и пашто? И дари? И восточный туркан, на котором говорила дочь Хана со своим братом? И столичный туркан Метрополии, на котором говорила эта вторая девочка… как её… Разия?

– Не заметил, – Актар удивлённо выпрямляется, отодвигая пиалу в сторону. – А ты как понял?! Ты что, успел выучить все ветки туркана за эти годы?!!