Не твои наследники
Шрифт:
Сделав глубокую затяжку, задумчиво выпускает изо рта плотный серый дым. Затем наши глаза встречаются. Смотрит на меня, словно очнулся от какого-то наваждения. Будто бы прозрел. Даже радужки стали намного ярче и светлее. В них появилась невыразимая тоска.
— Маша, прости… — раздаётся его собственный сдавленный голос.
Не отвечаю. Руки дрожат. Я вся дрожу, словно от дикого холода, хоть в кабинете достаточно тепло. Обнимаю себя за плечи.
Он подходит вплотную. Поправляет на мне воротник пиджака. Обнимает свободной рукой
— Прости меня, — хрипит задушенно. — С катушек слетел. Затмение какое-то… Помрачение рассудка.
Я начинаю беззвучно реветь. Душе становится ещё больнее. Сердце не прекращает кровоточить. Оно едва справляется со своими обычными функциями. Плечи содрогаются в немом плаче. Его рука тотчас стискивает сильнее. До хруста лопаток. Фиксирует, чтобы не дёргалась.
— Маша, не надо, слышишь? Не плачь. Прости меня, малыш. Прости… — повторяет, будто раскручивают старую заезженную пластинку. — Прости, Машенька… Посмотри на меня.
Целует в макушку. Обнимает второй рукой, поглаживает пальцами по плечу. Чувствую себя подобранным с улицы котёнком. Пребывая в полнейшем раздрае, послушно поднимаю к нему лицо. Исаев щурится, внимательно рассматривая мои мокрые от слёз глаза.
— Хорошо, что я тогда проглотила таблетку, — выговариваю с трудом. Горло всё ещё зажато болезненным спазмом. В глазах расплывается его озадаченное лицо. — От тебя рожать почему-то больше не хочется.
— Маша… — вздохнув, Руслан пытается прижаться к моим губам своими. Отворачиваюсь на звук своего мобильного.
— Мне нужно ответить на звонок, — сиплю, отталкиваясь от него. Не протестует. Сразу же выпускает из рук.
Молча подхожу к вешалке. Выуживаю телефон из кармана шубки. На экране номер отца. Сразу же отвечаю.
— Алло, пап. Всё хорошо?
— Машенька, это я. Тётя Вера. С папой беда…
Глава 21. Мир напополам
Маша
— Машенька, это я. Тётя Вера. С папой беда…
Она говорит, а я заторможенно вникаю в суть доносящихся слов.
Я всё ещё не отошла после инцидента с Русланом, только-только начала возвращаться к жизни, выныривать на поверхность, и тут меня снова накрывает очередной мощной волной отчаяния, утягивает обратно на дно, перекрывая дыхание.
Боже мой, откуда столько испытаний на мою голову?
Чем я всё это заслужила? Чем? Согрешила в утробе матери? Тем, что появилась на свет?
Я всю жизнь свято верила в твою справедливость и доброту! А сейчас испытания сыпятся на мою голову одно за другим. Столько боли я просто не вынесу!
В глазах начинают расплываться чёрно-белые пятна. Слизистую обжигает, будто на неё насыпали соль. Слёзы не останавливаются, текут ручьями. Смахиваю их тыльной стороной ладони и опять всё по новой.
— К-как… беда..? — уловив шокирующий посыл, обессилено прислоняюсь спиной к шкафчикам. — Какая
Пробую вдохнуть, но в лёгких что-то заедает. Они перестают функционировать в самый неподходящий момент. Как старый заржавелый механизм, в который всадили острый нож и для надёжности провернули. Воздух с болью стопорится на середине пути. Прекращается вентиляция. Функции не возобновляются ни со второй, ни с третьей попытки вдохнуть.
— Держись, деточка. Все мы под Богом ходим. Никто не вечен…
В глазах резко темнеет, хоть за окнами стоит ясный зимний день.
Что она хочет этим сказать?
— Вы о чём? — из горла прорывается слабый дрожащий хрип. — Господи, тёть Вер, он умер? Папы больше нет? Что с папочкой? Что с ним?
Сознание затягивает тёмной и непроглядной пеленой. Давит на макушку с такой силой, что впору съехать по дверце вниз и превратиться в безжизненный комок плоти.
Задыхаюсь. В голове не прекращается раздражающий гул. В ней звучат десятки голосов. Разрывают мозг на тысячу кусочков. Эхом, где-то на задворках, гремит сердечный ритм. С ненормальными перебоями. То замедляется, еле-еле прокачивая кислород по венам, то стремительно поднимается до максимального.
«Бах! Бах! Бах! Бах…» — оглушающе звенит в ушах на ряду с голосом тёти Веры.
— Инсульт случился, доченька. В коме он. Скорая увезла пару минут назад. Я пришла к нему, чтобы приготовить обед. Мы немного поговорили. Тебя вспомнили. Переживал он, как тебе в столице живётся. Не обижает ли муж. Твой голос ему не понравился, будто бы ты плакала, но не хотела, чтобы он об этом знал. Затем подошёл к шкафчику, потянулся за чашкой и упал. Прямо на мои ноги головой. Я даже среагировать не успела. Господи Иисусе, что же с ним будет теперь? Машенька?
Тётка начинает реветь и причитать. Мне становится совсем дурно. Прикрываю на секунду глаза, осуществляя медленный вдох, а когда распахиваю веки, встречаюсь глазами с моим мучителем. Он рядом стоит. Руки держит в карманах брюк. Смотрит на меня в упор. Взгляд серьёзный. Пробирающий до мурашек. Требующий немедленных объяснений.
— Я сегодня же приеду, — решительно произношу.
Где беру силы, сама не понимаю. Может быть потому выходит воспрянуть духом, что хочу от него сбежать. Уехать на какое-то время в другой город. Сейчас я нужна отцу. Я должна о нём позаботиться и точка!
— Тёть Вер, куда его увезли? — игнорировать зрительное давление Руслана становится сложнее. Коленки дрожат из-за эмоционального перегруза. Ноги едва держат, словно я только что пробежала спринтерский марафон. В груди раскручивается очередной неуправляемый ураган. Вот-вот вырвется наружу.
— В городскую больницу. На Кирова, — слышу тётин ответ.
— Держите меня в курсе. Не бросайте его, пожалуйста, — поспешно тараторю, отрывая себя от опоры. — Я уже выезжаю.
— Я буду на связи, Машенька. До встречи, родная.