Не умирай в одиночку
Шрифт:
Потом я встретил ее. Эта женщина была успешной, богатой и отчаянно скучающей. Ее я тоже уложил в постель. Все закончилось в предельно сжатые сроки, но она, в отличие от своих товарок по несчастью, не сбежала от меня. Валяясь рядом со мной на простыне, она поигрывала пояском халата как хлыстиком, проводя им по моему телу.
– Да, – капризно протянула она, бывали у меня мужики и послаще. Тебе бы может полечиться, Шерри?
Шерри… Дурацкое имя раз и навсегда приклеилось ко мне. Она называла меня только так. А мне снова стало стыдно, за свое мужское естество, так бесстыдно опозорившее меня еще перед одной женщиной. Не знаю почему, но именно тогда я, уткнувшись лицом в подушку, ощутил к себе такое отвращение, как к растаявшей на солнцепеке конфете. Где-то
– Ты знаешь, я, наверное, не совсем нормальная, но мне твоя жизнь не кажется смешной или заслуживающей презрения, – тихо сказала она. – Иногда я думаю: что в моей жизни есть такого, ради чего нужно продолжать жить? Сын – давно отрезанный ломоть. Муж откупился от меня должностью начальница рекламного отдела… Мне скучно жить, Шерри. Я гнию заживо от тоски.
Так родился наш тандем. Ей нужны были развлечения, мне были необходимы деньги. Мы стали скамерами, виртуальными мошенниками. Каждый получал то, что хотел. Теперь я мог позволить себе покупать красивых и независимых женщин, дорого одеваться и швырять деньги на ветер. Мадина ничего не подозревала о моем побочном виде заработка, но догадывалась, что я впутался в какую-то аферу. Только возражать она была не приучена. Восточная женщина, забитая авторитарным мужем, покорна. Мадина ревновала, но долго молчала, и только недавно сорвалась на скандал, когда нашла у меня чужое фото в бумажнике.
Наргис я встретил еще один раз. Мы с женой отмечали мое первое повышение по службе. В ресторане, где гуляло человек сорок, я увидел сидящую ко мне спиной Наргис. Она была не одна, и, как мне показалось, я знал мужчину, сидящего рядом с ней. Она улыбалась ему улыбкой счастливой и желанной женщины. Я ненавидел ее в тот момент. Я готов был убить ее.
Наверное, я так и сделал бы.
Но кто-то меня опередил. Когда я качал на руках ее бездыханное тело, я выл от боли, как волк, потому что это было неправильно, неверно. Окровавленный труп с неестественно выгнутой шеей смотрел на меня пустым, стеклянным взором. В том, что осталось от Наргис, не было никакой вычурности и жуткого великолепия смерти, которое демонстрируют нам во всех фильмах. Там покойники ненатурально хороши, их позы всегда изящны, а раны на теле слишком правильны. Я вижу кровь каждый день и знаю, как выглядит смерть на самом деле. То, что осталось от Наргис – жалкая скрюченная фигурка на грязном илистом берегу реки, ничем этого не напоминало.
Я промучился с месяц, а потом все забылось, улеглось и зарубцевалось. Мне иногда снился этот стылый берег реки, скорченная фигурка красивой женщины с тиной в волосах. Но эти сны были мимолетными. А потом в чат со всем змеиным великолепием вползла новая Гюрза – Юлия Быстрова, журналистка с отточенными кислотными фразами, помешанная на рафинированном эстетстве… Как говорил товарищ Саахов – комсомолка, спортсменка и просто красавица.
Моя Гюрза.
Я никогда не мог войти в ее круг. Что бы я ни делал, как бы ни старался. Вначале несколько дежурных фраз, приветы и поцелуи. Потом безжалостные, стегающие камчой, фразы, изгоняющие меня прочь. И казалось бы уже год как я вместе с напарницей занимался скамерством, мог развести на что угодно практически любого мужика… А вот с женщинами эти номера не проходили… Во всяком случае, с нею. Она была слишком умна, слишком хороша и излишне неприступна. А потом мое терпение лопнуло, вместе с размазанным по грязному кафелю тортом и хрупкими розами.
C неба падала какая-то мокрая пакость. Не снег, не то дождь, не то все вместе взятое. Осень, ноябрь. Время умирать…
Дом выглядел неприветливым,
Я потопал, озираясь по сторонам в поисках восьмой квартиры. Подниматься вверх было невысоко, квартира оказалась на втором этаже. И только оказавшись на лестничной клетке, скудно освещенной тусклой лампочкой, я понял, какого дурака свалял. Ведь именно на эти темные окна я только что смотрел. Юлии, скорее всего не было дома. А даже если бы и была, она могла попросту не открыть мне дверь. В груди что-то заныло, а потом начало чесаться.
Кот поднял голову и пронзительно мяукнул. Я шикнул на него, а потом раздраженно дернул за дверную ручку. И дверь неожиданно открылась.
Сердце мое словно подпрыгнуло вверх, застряв в горле. Я дважды сглотнул. Кот просочился внутрь, махнув на прощание роскошным рыжим хвостом. Мои ладони вдруг запотели, я вытер их о штаны и нерешительно потянул дверь на себя.
В квартире было темно, пахло чем-то сладким, вроде дыни, но с едкими химическими нотками, явно не природного происхождения. А еще в квартире явно кто-то был. Где-то в глубине квартиры тихо звучала музыка, только звук был странный, глухой и нечеткий, как из подземелья. Кот неожиданно выскочил из коридора и мяукнул, резко, настойчиво и противно.
Тень в глубине квартиры шевельнулась и стремительно понеслась на меня. Музыка тоже приближалась, глухая и угрожающая, с агрессивными басами и воем гитар. Мне показалось, что летящая на меня тень – это ведьма, которая вцепится сейчас когтями в мое лицо и, издевательски хохоча, выпьет всю мою сущность, вывозив жиденькие седые волосенки в крови. На меня вдруг дохнуло смрадом, сыростью и гнилью, как из склепа.
По спине хлынул поток липкого холодного пота. Я поднял негнущуюся руку с ножом и с нечленораздельным криком ринулся в атаку.
– Хочешь, я что-то тебе покажу? – спросил я.
Она рассмеялась и взгромоздилась на меня, обжигая горячей влажной кожей, пахнущей чем-то приятным и странным. В этот аромат вплетались струйки апельсина, кофе и нагретой южным солнцем кожи. Она задрала подбородок вверх, чтобы длинные черные волосы, струящиеся игривым шелковым огнем не падали на мое лицо.
– Ты считаешь, что еще недостаточно мне сегодня показал? – усмехнулась она. Я медленно вел руками по ее позвоночнику, от волнительных холмиков ягодиц до тонкой шеи. Она улыбалась, снисходительно и самодовольно, словно не я, а она затащила меня в постель. Глаза таинственно поблескивали в полумраке, как две черные дыры в центре космического вакуума, куда падают горящие прощальным огнем болиды.
– Хочешь, я тебе что-то покажу? – повторил я. Юлия рассмеялась.
– Ну, давай. Покажи… – и ее пальцы скользнули вниз.
В том, чтобы отдать статью в другую газету, ввиду сволочного отношения к Юлии, я не видел ничего зазорного. Мне лично было абсолютно наплевать. Всю эту бодягу с газетной публикацией я затеял отнюдь не для поднятия своего рейтинга. Мерзкая статейка Гавриловой никакого урона моему бизнесу не нанесла, а больше она в мою сторону плевать не стала. Не дорос у нас народ до того, чтобы пикетировать книжные магазины только потому, что кто-то плохо о них написал. Да и цены у меня были несколько ниже, чем на рынке. Как бы Гаврилова не тужилась, толку от ее пасквилей не было.