Не верь, не бойся, не проси
Шрифт:
– О-о, здравствуйте! А я уж забеспокоился. Думаю, куда же это вы, голубчик, запропастились? Болезнь-то, если за ней не присматривать, не лечить, прогрессирует... Я ведь, батенька, все-таки не господь Бог и в крайне запущенных случаях ничего гарантировать не могу...
– Да бросьте, Константин Павлович, скромничать! С вашим талантом!усмехнулся Новокрещенов.
– Будет вам, голубчик, - польщенно расплылся в улыбке Кукшин и указал на мягкое, черной кожи, кресло рядом.
– Присаживайтесь.
Новокрещенов
– Доллары искал. Сумма-то невеликая, да тоже в кармане не валяется. Вот... Пошарил кое-где... по братве... Пацанам честно сказал, мол, циркулус витиозус, - развлекался Новокрещенов, - что по-латыни означает: нет выхода. И, поскольку крупная сумма в долларах является кондицию синэ ква нон, то есть непременным условием исцеления, я его выполнил.
– Вы... вы знаете латынь?
– насторожился Кукшин.
– Гроссо модо - в общих чертах. Так же, как и вы, в основном те выражения, которые в кратких словарях иностранных слов присутствуют. Потому что латынь в нашем мединституте преподавали кое-как, только-только, чтоб будущий доктор сумел рецептурный бланк заполнить. Не то что в прежние времена, когда на латыни диссертации защищали...
– К-какие диссертации? В каком э-а... нашем мединституте?
– ошарашенно воззрился на него Константин Павлович.
– Да в том же самом, где и ты, Костян, учился, - уточнил, подмигнув дружески, Новокрещенов.
– А-а... как же... Я имею в виду... ну, все это...
– беспомощно развел руками Кукшин.
– Ты имеешь в виду мой визит в качестве пациента?
– подсказал Новокрещенов.
– Так я тебя разыграл. А заодно полюбовался на то, как ты лихо, даже не прибегая к клиническому обследованию, впендюрил мне диагноз злокачественного заболевания. Я, между прочим, ту нашу беседу на диктофон записал... В качестве вещественного доказательства. У меня и пленочка имеется.
– З-зачем?
– Увы, брат. Хомо хомени люпус эсто. Человек человеку - волк.
– То была с моей стороны шутка, - нашелся вдруг Кукшин.
– Розыгрыш старого товарища, коллеги, который передо мной ваньку валял. Я тебя сра-а-зу узнал, х-хе!
– погрозил пальцем доктор, фальшиво хихикнув.
– Вот и решил... пошутить. Признаю, неудачно, но... совершенно бескорыстно!
– У-тю-тю...
– покачал головой Новокрещенов.
– Какие мы сообразительные... А раз узнал - то скажи мою фамилию, имя, только быстро!
– Да мало ли с кем я учился, - сник Кукшин.
– Так, в лицо помню... Вы... Ты на каком факультете был?
– Не крути, Костя, - прищурился Новокрещенов.
– Ни черта ты меня не помнишь. Я ж не такой активный был, по
– Бросьте эту дурацкую латынь!
– сорвался Кукшин.
– Не дергайся!
– каменея лицом, предупредил Новокрещенов и, видя, как оплыл доктор, растекся белыми складками халата по креслу, заметил ехидно: А-а... понимаю! Этого выражения ты не знаешь. Его в кратком словаре нет. Так вот, оно почерпнуто мною из юридической литературы, которую я внимательно проштудировал перед визитом к тебе. Латинское словосочетание "корпус дэликти" переводится по-русски как "состав преступления".
– Нет никакого состава преступления!
Кукшин выдвинул ящик стола, достал пачку сигарет, несколько раз чиркнул зажигалкой, бестолково тычась в огонек пламени, наконец, закурил, затянулся глубоко пару раз, выдохнул, сосредоточился. Встал с кресла, скорбно сжал сигарету тонкими губами и принялся расхаживать по кабинету, заложив руки в карманы хорошо отглаженного, ломкого от крахмала халата. Его голова с ежиком пепельных от седины волос торчала над белым воротником так, что Кукшин походил со стороны на недодавленный и дымящийся пожароопасно окурок.
– Слова к делу не пришьешь, - заявил он с вызовом.
– И вообще, гражданин, вам уже пора. Вы абсолютно здоровы, так что не мешайте работе учреждения!
– Да нет уж, коллега, я еще чуток помешаю, - поклонился ему Новокрещенов.
– Посижу. Как, впрочем, и ты наверняка сядешь - всему свое время. Я в этом почти не сомневаюсь.
– У меня лучшие в городе адвокаты, - предупредил Константин Павлович. С их помощью я найду управу на любого шантажиста вроде вас!
Новокрещенов тоже поднялся, шагнул к доктору, прихватил его за лацкан отутюженного халата, смял.
– Ты, Костя, в дерьме по уши, понял? Одна из твоих пациенток, журналистка, покончила жизнь самоубийством после того, как ты ей лапшу на уши навешал, заявив, что у нее неоперабельный рак желудка. И никакие адвокаты тебе не помогут. Есть такая статья в уголовном кодексе- доведение до самоубийства. Даже если от тюрьмы отмажешься - как на человеке, специалисте, на тебе крест поставят. Навсегда. Из тебя в прессе что-то вроде нацистского доктора Иозефа Менгеле сделают. Понял?! А журналисточка эта - к тому же моя жена. И я тебе такой денежный иск впаяю за моральный и материальный ущерб - вовек не расплатишься.